Месяц пролетел незаметно. Белогорский втянулся в работу и не заметил, как наступила зима. Она и так уже давно обосновалась в городе, а смотреть на календарь у Антона не было времени. Новые поручения, которые ему давали, больше походили на активное утверждение жизни, чем первые два. Антон склонялся к выводу, что Польстер с банкиром были, слава Богу, скорее исключением, нежели повседневной рутиной. Он совершил впечатляющее количество добрых, исполненных человеколюбия поступков, — правда, не бескорыстно, но есть-то надо всем. К тому же в тайниках его души не назревало никакого протеста против сложившегося положения дел; Антон это чувствовал, расценивал как признак внутренней склонности к добру и считал, что вполне сумел бы делать то же самое и бесплатно. Таким образом, поводов к угрызениям совести совершенно не оставалось. И отношение к жизни формировалось здоровое, положительное, безразличное к мишуре и суете — а мишурой и суетой было все, в чем жизнь так или иначе проявлялась. Проявления, как и положено по определению, считались вторичными и малоценными, а их источник — голая, абстрактно-живая жизнь — главным, незапятнанным благом.
Вдохновляло Антона и то обстоятельство, что «УЖАС» быстро разрастался, завоевывая выгодные позиции. Ферт строил планы участия в местных выборах; появились разнообразные группы поддержки, подготовительные курсы для кандидатов и даже первичные молодежные подразделения. Вскоре Белогорский обратил внимание на странные синяки и ссадины, что стали появляться на лицах коллег. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь не заявился в общее собрание с подбитым глазом или рассеченной губой. Поначалу Антон не придал этому большого значения, но увечья множились, а сами пострадавшие не спешили с объяснениями. Так что Антон, не в силах разгадать загадку, обратился с вопросом прямо к Ферту. Тот не стал ничего скрывать:
— Мундир обязывает, коллега. Организация показывает зубы. Мы готовим акцию под общим девизом: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Приходилось слышать?
Антону не приходилось.
— Это Иисус Христос сказал, — сообщил Ферт менторским тоном. — Один юноша, собравшийся отправиться с Ним, попросил повременить, так как хотел похоронить отца. И Христос ответил ему именно это, — Ферт по привычке снова сунул очки в рот.
— Что — убиваем кого-то? — спросил Антон шепотом.
Ферт расхохотался:
— С ума вы сошли, молодой человек! Забыли, где работаете?
— Тогда с чего у людей морды битые? — с тупым недоумением воззрился на него Белогорский.
— Всякому действию есть противодействие, — пожал плечами Ферт. — Настоящий этап нашего развития предусматривает борьбу со всевозможными проявлениями культа смерти. Общество инертно и косно, оно не желает расставаться с традициями, которые успели уже превратиться в инстинкты. Вот и деремся, — молвил инструктор с неожиданной простотой. — И до вас, коллега, очередь дойдет, не беспокойтесь.
— Я не беспокоюсь, — ответил Антон недовольно и отошел.
Часом позже его подозвал к себе Коквин.
— Завтра у нас запланирован рейд, — сообщил он озабоченно. — Можно сказать, разведка боем. Я буду нужен здесь, в центре. Звено поведет Недошивин. Без нужды ни во что не ввязывайтесь, но если уж вынудят — спуску не давайте.
— А поподробнее нельзя? — спросил грубовато Антон.
Коквин смерил его взглядом.
— Почему нет, пожалуйста. Нужно будет взять под контроль морг, крематорий и церковь. Действовать по обстановке — конечно, при возможности действия. В случае численного перевеса противника — отступить. Ну как — ясно в общих чертах?
— Что-то вырисовывается, — согласился Белогорский.
— Завтра не забудь принести пальто, шапку и брюки попроще, — предупредил его Коквин.
Следующий день — морозный и солнечный — начался с мелкого самодурства.
— Построиться, — хрюкнул Недошивин, враждебно глядя на группу.
— Чего? — протянул потрясенный Холомьев. — Видали — калиф на час!
Глаза у ангелоподобного Злоказова сделались — как по Ерофееву — отхожими. Щусь наморщил нос, Белогорский напустил на себя непрошибаемый вид.
— Осади, — процедил Злоказов. — Не то, когда меня поставят…
— Черт с вами, — Недошивин еще больше насупился, хотя больше было уже некуда.
— То-то, — успокоился Холомьев. — А то — «построимся»…
— Слушай маршрут, — Недошивин повысил голос, не желая уступать ни пяди сверх потерянного. — Пункт первый — морг Мариинской больницы. После — церковь, за ней — крематорий или погост, куда повезут. И там, и там попытаемся отбить. Вопросы?
Команда молчала. Антон, как самый зеленый, счел нужным все-таки спросить:
— Я не совсем понял — что отбить? Покойника?
— Покойника, — прохрипел Недошивин.
Белогорский широко раскрыл глаза:
— Да? А зачем?
Тут Злоказов толкнул его локтем:
— Чего ты пристал? Время придет — увидишь. Это ж враг, бестолочь!
Антон замолчал.
— Форму снять, переодеться в гражданское, — приказал Недошивин.
Дотошный Антон собрался снова влезть с расспросами, но в этот раз его остановил Щусь:
— Куда ж нам светиться-то, подумай?