Натюрморт из Кардингтон-кресент

Взгляд Шарлотты автоматически переместился на Сибиллу. Красавица, что и говорить. Даже одетая в черное, она затмевала своей красотой всех, кто здесь был. Безупречно-белая кожа шеи кажется едва ли не перламутровой. Овал лица тонко очерчен. Глаз не видно, они скрыты под вуалью. Шарлотта наблюдала за ней несколько минут, пытаясь заглянуть ей в душу. И в какой-то момент заметила, что на щеках ее поблескивают слезы, а шея напряжена, как будто Сибилла из последних сил сдерживает рыдания. Шарлотта перевела глаза ниже. Руки в черных перчатках сжаты в кулаки, на носовом платке оторван краешек кружева. Вот и сейчас пальцы нервно теребили ткань, отрывая от нее клочок за клочком. Обрывки кружева снежинками падали на землю. Что это? Горе? Или вина? Раскаяние в том, что соблазнила чужого мужа, или же что убила его, потому что ему наскучила?

Внезапно у Шарлотты все похолодело внутри. Что, если Сибилле стыдно, что она довела Эмили до убийства мужа? Крепко ли любил жену Джордж? О примирении Шарлотта узнала от Эмили. Что же на самом деле произошло в тот вечер в спальне, когда туда пришел Джордж? Помнит ли Эмили правду о том, что тогда случилось, или только то, что ей подсказывают гордость и боль?

Нет, это все вздор, предательский, слабый. Немедленно выброси его из головы. Не смей так думать! Но как заставить себя не думать о чем-то? Чем больше стараешься, тем сильнее застревает в голове предательская мысль, и ты уже не силах размышлять ни о чем другом…

— Тетя Веспасия!

Увы, погруженная в собственные мысли, леди Камминг-Гульд ее не услышала. Наверное, в эти мгновения она вновь перенеслась в далекие дни детства и юности с их девичьими секретами, маленькими радостями и глупыми надеждами. И вот теперь все это свалено кучей в твердый холодный ящик, причем так близко к ней, что протяни она свою сухую старческую руку, и сразу к нему прикоснется.

Затем гроб опустили в землю. Бимиш что-то разбросал на крышке гроба, что стояла чуть криво.

Все это казалось совершенно не к месту. Какая разница? Джорджу уже все равно. Все, что было в нем настоящего, ушло — перенеслось в мир тепла и света, оставив все страхи и печали в мире земном. Эмили наклонилась и, взяв пригоршню камешков, бросила их на крышку гроба. Она раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести даже слова.

Шарлотта взяла ее руку, и они зашагали прочь. Эдвард шел между ними.

Домой ехали в молчании. Перед тем, как сесть в карету, Эмили попрощалась с Эдвардом, оставив его на попечение миссис Стивенсон, вместе с которой сын должен был вернуться домой, в свою привычную, уютную детскую. Так что мысленно Эмили была уже одна.

Она не убивала Джорджа. Кто-то другой прокрался в буфетную и подмешал дигиталис в кофе. Но зачем? Это наверняка был последний шаг, призванный поставить точку в длинной череде событий или страстей. Возможно, свою лепту внесли многие люди — кто словом, кто поступком; но что, если главную роль в этой трагедии все-таки сыграла она сама?

Куда приятнее было думать, что Джорджу был известен некий секрет, за который он поплатился жизнью. По крайней мере, так ей было бы легче прогнать черные мысли, что преследовали ее ежеминутно. Подозреваемых было трое: Уильям, Сибилла и Джек Рэдли. И у всех имелся один и тот же повод: его роман с Сибиллой.

И все же она тоже часть этой драмы. Прояви Эмили чуть больше тепла, такта или остроумия, будь она щедрее, интереснее и веселее, Джордж никогда бы серьезно не увлекся Сибиллой. Не случилось бы ничего, что причинило бы боль ей или Уильяму, ничего такого, что Сибилле было бы страшно потерять.

А если нет? Любила ли она Джорджа или это было всего лишь кокетство? Тетя Веспасия как-то раз заметила, что вокруг Сибиллы всегда увивалось немало мужчин, но Уильям никогда не выказывал ревности. Сибилла умела соблюдать приличия. Как бы далеко ни заходила она в своих отношениях с мужчинами, это всегда был ее секрет. Даже с Джорджем не было ничего такого, что давало бы повод заподозрить их в чем-то более серьезном. Она принимала его восхищение, кокетничала, строила глазки. Но пустила ли она его к себе в постель? Эта мысль была самой болезненной. Для Эмили она была сродни предательству ее собственных, самых интимных, самых прекрасных моментов. Но закрывать глаза, делать вид, что между Джорджем и Сибиллой ничего не могло быть, просто глупо. Ответ был ей неизвестен. Вряд ли его знал и Уильям.

Нет, скорее всего, для Сибиллы это была игра. Ей было приятно потешить свое тщеславие, а малая толика риска лишь добавляла отношениям пикантности. Если Уильям внезапно воспылал ревностью, единственное, что он попытался бы защитить, — это свою уязвленную гордость. Все эти годы он закрывал глаза. И вот теперь ему меньше всего хотелось выставлять себя на посмешище, открыто бросив Джорджу вызов. Обманутый муж, возможно, и вызывает сочувствие, однако в его адрес наверняка последовали бы насмешки, жалость с изрядной примесью жестокости и злорадство по поводу того, что это случилось именно с ним.