Натюрморт на ночном столике

У животных — я помню из краткого курса биологии — наблюдается такое явление: в экстремальных ситуациях иногда срабатывает не только один нужный рефлекс, а сразу два. Вот, например, если птица видит кошку, что подкрадывается к ее гнезду, бедную птаху будут терзать противоречия: спасать своих птенцов от зубов хищника или спасаться самой, пока не слопали. Как разрешить такой внутренний конфликт? Нет решения. И потому несчастная черная дроздиха, чтобы хоть что-то предпринять в момент опасности, начинает как сумасшедшая чистить свои перья. Вот так же мучился и Райнхард. Что ему делать: везти меня в больницу, чтобы мне срочно промыли желудок? Но тогда придется признаться, что в бутылке был яд! Инстинкт самосохранения долго боролся с долгом отца семейства и верного мужа, в результате наступило некоторое равновесие, и Райнхард стал причесываться перед зеркалом в коридоре. Когда же оперение было уже в порядке, его охватил приступ эгоизма. Даже не попрощавшись со мной, он уехал на работу, то есть, очевидно, смирился с тем, что через некоторое время его дети найдут свою мать на кухне мертвой.

Оставшись одна среди кухонного беспорядка, я разрыдалась. Трус! Трус, изменник и врун! И, что хуже всего, он вот так хладнокровно оставил меня одну умирать от отравленного сока!

Правда, если сок, что некогда пил Удо, совершенно безвреден, тогда теория моя летит ко всем чертям. Значит, надо срочно отдать сок на экспертизу. Куй железо, пока горячо! Я не стану надеяться, что Райнхард выложит мне все начистоту. Не стану ждать, а то как бы не стало поздно!

Прозрачное стекло рисовать очень трудно, особенно если стеклянный сосуд не пуст. То, что происходит на заднем плане полотна, проглядывает сквозь прозрачный материал и через мерцающую темноватую жидкость, свет преломляется, в стекле отражаются окна, изгибы пузатого сосуда отбрасывают колдовские тени, рефлексы, отблески. Какой вызов художнику: а ну-ка попробуй нарисуй!

Кристофоро Мунари изобразил сразу три потрясающих стеклянных сосуда — кувшин, легкий, воздушный, до половины наполненный светлым красным вином, хрупкий бокал и маленький графин с холодной водой. Фиолетовые и желтоватые плоды инжира на серебряной тарелке, бело-голубой фарфор. Натюрморт завершают опрокинутый медный котелок и несколько цветов. Преобладают зеленовато-холодные тона, но за этой холодностью поблескивает огненный темперамент — взгляните на розовое играющее вино в кувшине и на два пламенеющие цветка.

Сколько еще мастеров на исходе XVII века, подобно Мунари, влюбленно выводили на полотне силуэты избранных предметов: металл и стекло, цветы и фрукты, утонченный фарфор и кожаные корешки книг. Мунари же более всего удался именно вот этот стеклянный кувшин, в котором красным рубином переливается вино. Вино без осадка, чистое, не мутное — символ истины. Вино! А ведь его так просто испортить: переложить сахара, перелить воды или еще чем-нибудь подделать, отравить, так что оно станет ядовитым…

Я позвонила в справочную и узнала телефон Герда Трибхабера. Сердце колотилось как сумасшедшее. Набрала номер, трубку, понятное дело, взяла его жена. Я представилась страховым агентом, чтобы выведать название и телефон клиники, где работает ее муж. Ну, теперь вздохну поглубже, и с Богом — поговорим с Гердом лично.

— Не может быть! — возликовал он. — Аннароза, «Неврозочка» моя, сколько лет, сколько зим!

Хорошо, что он не видел моей перекошенной физиономии! Придется разговаривать сладким, елейным голоском, мне ведь кое-что он него нужно. Ладно, мило побеседовали за жизнь, выяснили в самых общих чертах, не называя имен, кто что пережил после того, как много лет назад мы расстались. И тогда я перешла к делу:

— Герд, слушай, ты можешь провести экспертизу одной жидкости?

— Ого, — отозвался он, — какие у нас секреты! Что это мы задумали, а?

— Герд, извини, это и правда секрет, не могу тебе сказать, пока тайна. Скажу только, что, может быть, кое-кто посягает на мою жизнь, вот как!

— Ну, тогда тебе надо обратиться в полицию, — посоветовал он. — Может, все-таки расскажешь пару деталей?

— Понимаешь, — оправдывалась я, — я не могу идти в полицию, я пока не уверена, у меня одни только подозрения, это же смешно! Кроме того, не хочу спугнуть подозреваемого.

— Ладно, понял, — согласился Герд. (Не знаю, что он там понял.) — Вези сюда свою отраву, завтра будет тебе готов анализ.

Нет проблем! В следующий миг я уже сидела в машине. В доме, я слышала, зазвонил телефон. А ну его! Если это мой муженек, пусть спокойно думает, что я уже валяюсь тут без сознания.

Герд спешил, работы было невпроворот. Тем не менее он окинул меня взглядом знатока и оценил: хороша, мол, слов нет, хороша! Удивительно, откуда что берется, он совсем не оставил мне времени привести себя в порядок.

— Ну, давай сюда, — был приказ. — Грейпфрутовый сок? Неплохо, он горький, перекрыл бы горький вкус любого лекарства. Отпечатки пальцев на нем чьи, твои? Ладно, позвоню завтра, встретимся, поговорим спокойно!