Натюрморт на ночном столике

Как только Сильвия может быть такой бесчувственной, бестактной стервой! Она еще и своих дочерей науськивает! Понимает же прекрасно, что девчонки, в их-то годы, не умеют держать язык за зубами, при первой же возможности все растреплют подружкам!

В тот же миг я прыгнула в машину и понеслась. Едва успела затормозить на красный свет. И от испуга немного пришла в себя. Так. Сейчас главное — не допустить тактических ошибок! Меня бросило в дрожь, стал душить страх, и я почти желала, чтобы ни Сильвии, ни дочерей дома не оказалось. А если там сейчас Райнхард, что мне делать?

Из окон верхнего этажа, где находились комнаты девочек, гремела музыка. Сильвия, открыв мне дверь, умело скрыла свое удивление:

— Привет. Заходи. Чай? Кофе?

— Кофе, пожалуйста, если не сложно, — вежливо отвечала я.

Стараясь не смотреть на меня, она исчезла в своей кухне, напичканной всякой новой навороченной техникой, и включила огромных размеров итальянскую кофеварку.

— Ты не представляешь, что тут творилось в последние дни, — крикнула она мне из кухни, — одних только бумаг для похорон нужно целую кучу, детей утешить, родню обслужить! Слава Богу, тебе этого еще делать не приходилось! — Она подошла к буфету, чтобы достать чашки. — С молоком и с сахаром?

— Черный, — мрачно отозвалась я.

Пока Сильвия искала шотландское песочное печенье и нарочито аккуратно раскладывала его на серебряном блюде, я осматривалась по сторонам. Я сто раз бывала уже в этом доме, но никогда еще не разглядывала его глазами обманутой жены.

Райнхард тут упрекнул меня, что наш дом кажется мне убогим. Между тем я терпеть не могу никакого новомодного шика, который стоит целое состояние, однако начисто лишен индивидуальности. Нелепый, вычурный, претенциозный интерьер в национальном стиле — эти дурацкие гигантские пуховые перины с балдахинами — раздражал меня еще больше, чем наша лесная идиллия. Я встала и поправила картинку с подсолнухами на стене: она покосилась. Может, там за ней тайник в стене? Да, если очистить жилище моей якобы подруги от глупых дизайнерских примочек, от всякого претенциозного безвкусного мусора, то он превратится прямо в конфетку: просторный, светлый, а вид какой из окон на Рейн, на долину, старые ореховые деревья в саду какие! А какие окна, — восторг! — старинные, буржуазные, дугообразные, сводчатые окна!

Сильвия закопалась на кухне. Даже кофе сварить толком не может, даже это делал за нее Удо! Некоторое время — тишина, только у девчонок наверху гремели басы.

Наконец хозяйка справилась с кофе, накрыла на стол и довольно бестактно поставила-таки рядом с кофейником еще и полный молочник (Господи, у меня же аллергия, она же знает!). Тут я собралась с духом:

— Знаешь что, сегодня Лара пришла домой в слезах. Она встретила твою Коринну, и та ей наговорила всякого вздора: якобы у меня был роман с твоим мужем. Я полагаю, это ты все придумала?

Сильвия сделалась пунцовой и, кажется, некоторое время размышляла, стоит ли ей все отрицать или признаться? В итоге она, упорствуя во лжи, заносчиво, с вызовом заявила, что ничего она не придумывала, что так оно и есть! Рано или поздно наши дети все равно узнали бы обо всем от чужих людей, так не лучше ли, чтобы от нас самих?!

Я застыла с открытым ртом. Не может быть! Не верю своим ушам!

— Сильвия, умоляю тебя, это же ложь! Ничего такого никогда не было! Удо, вероятно, не отказался бы от небольшой интрижки, но я! Я же твоя подруга, я никогда в жизни!..

— Анна! — презрительно фыркнула она в ответ. — Хватит! Я не могу больше спросить об этом самого Удо, но у меня есть доказательства!

Да не может такого быть! Я стала допрашивать ее как подозреваемую, я заклинала ее в отчаянии, неистово. А она все о своем!

— Ну и что же?! — крикнула я в запале. — Ты поверила в эту мерзость и решила захомутать Райнхарда?

Тут Сильвия — обычно такая трепетная, нервная, легковозбудимая, Сильвия, которую так легко смутить, сбить с толку, запутать, — овладела собой, успокоилась, стала холодна и самоуверенна, как настоящая леди, и ничего больше отрицать не стала. Она даже как будто гордилась своим бесчинством:

— Ничего другого мне не оставалось, дешево и сердито. Ты — мне, я — тебе, все по-честному.

Я между тем все мешала ложечкой в чашке с кофе, хотя там не было никакого сахара, мешала, мешала, и в конце концов побоялась этот кофе пить. Не напомнить ли Сильвии о бутылке с соком? Я нацепила такую же салонную дипломатическую мину, что и она, и какой-то бес пихнул меня изо всех сил:

— Что-то я последнее время ужасно много пью воды. Уж не диабет ли у меня, как у моей бабушки? Знаешь что, кофе совсем жажды не утоляет, не принесешь ли мне стакан сока, грейпфрутового, пожалуйста?

Никогда мы еще так церемонно не общались. В прежние времена я просто принесла бы сама себе из кухни минералки. Как бы то ни было, Сильвия при упоминании об отраве даже не вздрогнула.

— Я специально для тебя сварила кофе, а ты его не пьешь. Извини, но кроме яблочного с мякотью никакого другого сока у нас доме нет, — отвечала она с нарочитой, убийственной вежливостью.