Натюрморт с дятлом

Вероятно, вы также решите, что женщина, помешанная на строительстве полноразмерной пирамиды, да еще в последней четверти двадцатого века, достаточно умна и не станет сердить того единственного мужчину, который способен осуществить ее мечту. Тем не менее Ли-Шери отказала Абену в поцелуе, а тон ее был далеко не любезным:

– Почему, черт подери, меня охраняют? – гневно вопросила она. – Почему эти два увальня все время таскаются вслед за мной?

Сексуальный энтузиазм его нареченной одновременно восхищал и пугал Абена. Несколько месяцев назад он тайно приставил к ней евнуха, желая убедиться, что пылкость принцессы не заставит ее потерять голову и броситься в объятия другого. В конце концов, она много времени проводила в одиночестве, а Физель не был уверен, достаточно ли двух свиданий в неделю, чтобы охладить этот бешеный мотор. Узнав об аресте Б.М. Рэнгла в Алжире, Абен удвоил охрану, и присутствие двух соглядатаев перестало быть тайной для принцессы.

– Эти люди, которых ты называешь глупые быки, мои доверенные. Они должны…

– Шпионить за мной.

– Нет, нет! – Абен энергично замотал головой. – Они должны защищать тебя.

– От кого?

– От плохих человеков. Тебя могут украсть. Ваше телевидение называть их «террорист». Обычаи Востока тебе знакомы плохо.

Это должно было успокоить принцессу. Она знала, что похищения и захваты самолетов считались обычной политической практикой в этой части мира. Но если уж рыжие волосы встали дыбом, так просто они не улягутся. Стервозное настроение принцессы требовало дальнейшего выхода.

– Я достаточно хорошо знакома с обычаями Востока и знаю, что мусульманам запрещено есть и заниматься любовью по субботам. Почему ты всегда приходишь ко мне в святой день? Потому что не смеешь показаться в ночном клубе, да? Твои соотечественники отказываются работать на стройке по субботам, поэтому ты нанимаешь греков. Держу пари, они не знают, как ты проводишь свой святой день. Никакой еды по субботам, Абен. Ты понял? Ничего плотского.

Веки Абена, как бумажные занавески, медленно прикрыли глаза цвета шоколадного драже, левый уголок рта виновато задергался.

– Наверное, я слишком долго жить в Америка. Наверное, я слишком сильно поклоняться мекке у тебя между бердрами.

– Бедрами, Абен, – засмеялась Ли-Шери. Она распахнула пеньюар и похлопала себя по ляжкам. – Это называется бедра.

Глаза Физеля увлажнились, нижняя губа задрожала, словно улитка, которой только что объяснили значение слова «эскарго». Принцессе стало жаль Абена, и она принялась лечить дрожь, тик и слезы жениха с помощью поцелуев. Вскоре предоставленные самим себе евнухи уже ухмылялись и толкали друг друга в бок, заслышав отнюдь не священные, хотя и не кощунственные звуки, доносившиеся из апартаментов.

85

«Теперь уже осталось недолго», – сказала Ли-Шери ложке. Мавританские архитекторы имели обыкновение делать окна размером с замочную скважину, и рыжеволосая принцесса, стоя как раз у такого окошка, до рези в глазах всматривалась в крошечное отверстие, наблюдая, как идут работы по облицовке. Было воскресенье – к удивлению Ли-Шери, такое же скомканное и бесцветное в мусульманском мире, как и в христианском. Каменщики из дневной смены – в основном югославы и греки (мудрые арабы предпочитали работать по ночам, избегая жарких лучей солнца) – обкладывали пирамиду плитами из белого известняка, а принцесса решила устроить себе выходной.

«Теперь уже осталось недолго», – повторила она. Прозвучал ли в ее словах оттенок беспокойства, ложка сказать не могла.

Прошлой ночью Абен был хорошим любовником, поэтому принцесса проснулась довольно поздно. Она посидела над чашкой чая, потом какое-то время поиграла с ложкой. Этот полдень ничем не отличался от остальных – Ли-Шери стояла у окна, глядя на лишенный теней город, унылый, белый и бестолковый, как свалка старых холодильников, как прощальный пикник исписанного школьного мела. В лучах полуденного солнца пирамида тоже сверкала ослепительным белым светом. Несмотря на палящий зной, город казался холодным. Для принцессы с ее американским темпераментом он выглядел абсолютно чужим. Но пирамида… Пирамида была самой настоящей и реальной – реальнее, чем все здания, окружавшие Ли-Шери в Америке.