Нации и этничность в гуманитарных науках

Такое восприятие истории Далмации и места в ней хорватов ярким образом отразилось в «Истории архиепископов Сплита и Салоны» Фомы, архидиакона Сплитского (середина XIII в.). В труде, посвященном истории Сплитской церкви, наследницы древней Салонской митрополии, архидиакон Фома уделил большое внимание такому сюжету, как разорение Салоны вторгшимися в Далмацию варварами. При этом разорителями главного города Далмации предстают у Фомы Сплитского те, кого, по словам архидиакона, многие называли готами. По информации сплитского автора, готы прибыли в Далмацию «из земель Тевтонии и Полонии», возглавляемые вождем по имени Тотила. Происхождение хорватов Фома Сплитский также ставит в тесную связь с готами, повествуя о том, как вместе с ними в Далмацию переселились из земель Полонии семь или восемь «знатных племен» лингонов, которые, заняв территорию горной части Далмации, смешались с жившими здесь издревле куретами, от которых будто бы происходит само имя хорватов. Рассказав о появлении в результате этого смешения единого народа «со схожим образом жизни и нравами и одним языком», Фома Сплитский заключает: «Многими они назывались готами и тем не менее это славяне, судя по собственному имени тех, которые пришли из Полонии или Богемии»[422]. Эта примечательная фраза, характеризующая Фому как осторожного ученого, а не как носителя стереотипных представлений о варварах, не должна, однако, заслонять от нас популярность готского дискурса, ведь из нее следует, что «многие» (вероятно, современники Фомы), вообще не видели никакой разницы между славянами, готами и хорватами.

Другим источником хорватского готицизма была историческая традиция, впервые зафиксированная в так называемой Летописи попа Дуклянина, созданной в XII в. в городе Бар – политическом и церковном центре расположенного по соседству с Хорватией Дуклянского королевства. В начальных главах этого памятника, наиболее вероятным автором которого был барский архиепископ Григорий (1172–1196 гг.)[423], описываются деяния правителей обширного «готско-славянского» королевства, якобы существовавшего в прошлом на землях позднеримских провинций Далмации и Превалиса, основанного готами в конце V в. и со временем заселенного славянами. При этом, как несколько туманно объясняет читателю во введении сам автор памятника, текст летописи включает в себя (или даже целиком представляет собой) выполненный им перевод со славянского языка некой «книги о готах» (Libellus Gothorum)[424].

Время и место создания этой «книги о готах», а также вопрос о том, какую именно часть известного нам нарратива составляет ее перевод, остается предметом непрекращающихся дискуссий, в ходе которых высказываются гипотезы об историчности тех или иных персонажей летописи и их соответствии правителям отдельных славянских княжеств, оказавшихся к концу XI в. под властью дуклянской династии Воиславичей. Однако, даже если те или иные «короли» не были вымыслом дуклянского автора (или его предшественника), само начало дуклянской истории в том виде, в каком оно предстает в летописи, сложно трактовать иначе, чем как «изобретенную традицию», в рамках которой ранняя история Дуклянской державы рассматривается как история готского королевства, основателем которого является Остроил, один из трех сыновей готского короля Сенулада. При этом изложенная в летописи история трех сыновей Сенулада подозрительно напоминает рассказ готского историка Иордана о трех сыновьях Вандалария, что позволяет говорить об искаженном воспроизведении в летописи истории готского рода Амалов[425].

Истоки «готомании» барского священника не вполне ясны. На основании имен исторических персонажей, фигурирующих в первых главах памятника, в историографии высказывалось мнение, что сведения о готах были почерпнуты барским клириком из исторической традиции Монтекассинского аббатства[426], чьи контакты с Дуклянским королевством засвидетельствованы в источниках. Согласно другой точке зрения, готская традиция пришла в Дуклю из Венгрии, в свое время перенявшей из Баварии элементы эпической традиции, повествовавшей о борьбе готов с гуннами[427]. Показательно, что готский дискурс в Дукле был, как и в случае со сплитской традицией, порождением романской интеллектуальной среды, так как Бар, несмотря на высокую степень интеграции в политическое пространство Дуклянского королевства, в котором он фактически играл роль «столицы», оставался (по крайней мере, отчасти) городом романским по населению. Об этом недвусмысленно свидетельствует сам летописец, когда, объясняя во введении замысел своего труда, в качестве одной из главных причин его написания (а вернее перевода со славянского на латынь таинственной «готской книги») называет желание познакомить воинственную молодежь Бара со славными деяниями готских (=славянских) королей[428].