Встретив Новый год с весельем и размахом, советский народ по-прежнему, со свойственным ему менталитетом, чувствовал не только радость, но и оптимизм. Правда, это была уже другая «радость» и другой «оптимизм» – устремлённый в сторону западных ценностей (подразумевается – «ценности цивилизованного мира»). Хорошо зная, что одними словами и прожектами милу не быть, народ, уставший от катастроф, голода и холода, соглашался на всё что угодно, лишь бы скорее закончилась перестройка. И вот этого «потепления» в душах советских людей Горбачёв ждал много лет. Его труд оказался не напрасным.
Первыми, кто поддержали Горбачёва, были творческая интеллигенция и научные круги, которые всячески приветствовали «славные бубны за горами»: демократию, свободу перемещения, сильное гражданское общество, приоритет права, политический плюрализм, систему социальных гарантий и толерантность.
Большая часть населения страны, слушая уважаемых людей, конечно, мало что понимала в этих «бубнах». Им хотелось больше чего-то своего, но это «своё» буквально ускользало из рук, меняя не только жизнь, но и нравы. К тому же народ угнетал, и расстраивает факт того, что вокруг всё было не так, как бы хотелось. Все обещания Горбачёва – на ускорение и прочую перестройку страны – оказались блефом. Объявленный им плюрализм, с одной стороны, предоставлял людям свободу выбора, а с другой – всё сильнее погружал в хаос бессмысленных интерпретаций происходящего. Кроме новых проблем, за последние два года в стране ничего не изменилось к лучшему. Напротив, проблемы появлялись с каждым днём, как ядовитые грибы после дождя, и избавиться от них никто уже не мог, а может, и не хотел, кто знает. Во всяком случае, глядя на происходящее, никто ничего не понимал. В этой части у определённой категории людей вырабатывалось мышление, основанное на подозрительности к власти, поскольку у «подозрительных» не было недостатка в доводах, поэтому, естественно, люди не могли считать себя спокойными и счастливыми после того как их обманули, а проще говоря, завели не туда, куда надо было завести.
«Конечно, – говорили одни, – мы можем быть критичными, недовольными, как, например, своими глазами, слухом, видя и слыша вокруг о том, что происходит, но это ведь не значит, что мы должны их увеличивать количественным числом от двух до множества для того, чтобы поверить в лучшее. Если вокруг нас всё не так, то вряд ли нам нужно изменять морфологически тип своего зрения и слуха. Подобную «патологию» нужно устранять чем-то другим». – «Возможно, что, – говорили вторые, – нужно отказаться от “поводыря”, который не только слепой, но и глухой, а это значит, что доверять свою жизнь такому человеку очень опасно». – «Конечно, – говорили третьи, – раньше было немало трудностей, но жизнь была стабильной и не такой уж плохой, а сейчас всё меняется на глазах: банкротство предприятий, безработица, рост цен…» По этому поводу многие шутили: «Тебя после Нового года не узнать. – Что, так хорошо выгляжу? – Нет, дело не в этом. – А в чём? – Ты вообще кто такой?»
Несмотря на то, что это была всего лишь шутка, какая-то доля правды в ней всё же заключалась, поскольку всё очень быстро менялось, причём на глазах. Успокаивало то, что празднование Нового года не претерпело в череде перестроечных событий каких-либо изменений, и эта малость людям нравилась.
Семья Сомовых, как и большинство жителей Красноярска-26, встречала Новый год в тесном домашнем кругу. Идти после двенадцати часов на центральную площадь города, где была установлена городская ёлка и проводились театрализованные представления и игровые программы для детей «В стране новогодних чудес», им не захотелось. Сильный мороз заставил многих жителей секретного городка ютиться по квартирам, прильнув к экранам своих телевизоров, чтобы хоть как-то общаться с внешним миром, согреваясь не только теплом «мирного» атома, но и припасённым для этого случая небольшим набором спиртных напитков.
В какой-то момент Егор даже пошутил по этому поводу – подойдя к окну в зале, он громко постучал по стеклу.
– Егор, кажется, кто-то стучит, – донёсся голос Натальи из кухни…
Услышав стук, Лиза тут же выбежала из комнаты, где она чем-то занималась. Глядя на отца, она хотела что-то спросить, но Егор, глядя на дочку, показал ей своим видом, чтобы она молчала.
– Это градусник постучался в окно, – громко, на полном серьёзе сказал он.
Понимая, что это шутка, Лиза стояла и улыбалась…
– Кто, я не поняла? – донёсся ещё раз голос из кухни, где Наталья занималась своими делами.
– Градусник, говорю, стучит.
Не прошло и пяти секунд, как она вошла в зал:
– Ничего не поняла, – сказала она, глядя на Егора не то с любопытством, не то с непониманием.
– Градусник, говорю, стучит, просится в квартиру, – на полном серьёзе, без тени юмора, повторил Егор.
– Зачем? – машинально спросила Наталья.
– Зачем, зачем – выпить хочет, чтобы согреться.
Понимая, что её разыграли, немного обидевшись, она иронично сказала:
– А поумней ничего не мог придумать?