Нация. Плоды искушения. Том первый

– Что? – с интересом спросил Астапенко.

– Не сказать лишнее.

На этих словах они оба засмеялись.

– Всё продолжаешь увлекаться философией?

– Да как тебе сказать, не то чтобы увлекаюсь, а так, для себя. Ты же знаешь.

– Знаешь, что сказал в своё время Николай I офицерам относительно философии? – спросил Астапенко.

– Нет, не знаю, – ответил Егор, ничуть не смущаясь своего незнания.

– «Займитесь службою, а не философией: я философов терпеть не могу; я всех философов в чахотку вгоню».

– Оригинально, ничего не скажешь, – улыбаясь, проговорил Егор. – Сталин, как мне кажется, пошёл дальше царя, назвав философский факультет МГУ «факультетом ненужных вещей».

– Да, было такое дело, – тяжело вздохнув, тихо сказал Астапенко. – С философами Сталин не церемонился…

Не делая паузы, Егор продолжал:

– Как бы там ни было, человеческую мысль не убить и не отправить на теплоходе, даже если он будет «философским»[1]. Рано или поздно мы все становимся философами, и этого у нас не отнять.

– Что есть, то есть, – не то с юмором, не то с иронией сказал Астапенко. – Если бы не работа, я уверен, все люди занялись бы философией и начали писать романы.

– Почему? – удивлённо глядя на товарища, спросил Егор.

– Видишь ли: судьба каждого человека изменчива и меняется она обычно в худшую сторону. А философия, если можно так сказать, достраивает нашу жизнь до целостности. «Балует нас, – как сказал Шекспир, – сладким молоком в несчастье».

– Это как это? – тут Сомов остановился в ожидании пояснения или целостного ответа.

– Например, ты испёк рыбный пирог – но без рыбы. Твоя задача, как философа, донести до сознания людей факт того, что пирог с рыбой, чтобы они согласились с тем, чего нет на самом деле, причём добровольно. То есть при помощи философии мы достраиваем в своём сознании то, чего нет. Нам ведь никто не запрещает говорить об отсутствующих – их нет, но они есть. С пирогом то же самое: пирог вроде есть, но рыбы в нём может не оказаться. Иллюзия, понимаешь? Людям очень важно, чтобы о рыбе говорили, – такова наша природа.

– С одной стороны – просто, а с другой – мудрёно, – задумчиво проговорил Егор.

– К сожалению, да. Как сказал один мудрец: «Река истины протекает через каналы многих заблуждений». Под таким «соусом» отдельные личности приходят к власти и становятся «вождями»… И с этим ничего не поделаешь. Такова жизнь. В этом плане мы не всегда свободны, а значит, на многое не способны. Наша жизнь ограничена, причём нашим же сознанием. Знаешь, что это значит?

– Что? – с живым интересом спросил Сомов.

– Русский человек страшно ленив – вот в чём проблема. От этого всякое дело для него является трудным, проблемным.

– Даже поразмыслить мозгами?

– Именно так. Нет ничего сложнее для него, чем понять самую простую истину, и всё потому, что до её глубины нужно подниматься, а ему это не всегда хочется. За этим следуют уже некие обязательства, ответственность, дела, понимаешь? Ему всегда, да что там всегда – всю жизнь, на протяжении веков – хочется спрятаться за высоким частоколом безразличия.

В разговоре они уже не спешили, им казалось, что время для них остановилось. По очереди они то и дело поглядывали на часы и говорили, говорили…

– А может, работа есть наша жизнь? Ведь она заставляет нас быть теми, кто мы есть, – с живым интересом проговорил Егор, находя хоть какой-нибудь положительный аргумент для человеческой жизни.

– Так-то оно так. Главное, чтобы она не причиняла зла.

– В смысле? – спросил Сомов.

– Мало заниматься одной работой, нужно заниматься ещё и Человеком. Если хочешь – собой! Окультуривать себя. В этом больше смысла, чем в простом понятии – «работа». Мне кажется, что жизнь всё же не в работе. Хотя кто знает…

– Интересно, а в чём тогда?

– Не знаю. Это трудный вопрос. Думаю, что в достоинстве и свободе выбора.

– Не понял.

– Ты видишь, что делается в стране?

– А что делается? – Сомов резко остановился и с любопытством посмотрел на Астапенко.

– Ну ты даёшь! А курс на «ускорение», на реформы? Ты хоть слово «перестройка» слышал?

– Слышал, – тихо, почти шёпотом проговорил Сомов, показывая газету. – Тут об этом много говорят, только вот не пойму, что нам перестраивать?

У нас и так вроде всё хорошо.

– От этой газеты я не в восторге, – сделав гримасу, сказал Астапенко.

В этот момент он приблизился к Егору почти вплотную и тихо, почти шёпотом сказал:

– Кругом одни крайности, политическая недальновидность, сплошное приукрашивание и враньё – на различных уровнях. Весь этот «застой-отстой» – затишье перед бурей, вот увидишь.

– Не знаю, не знаю, – воспротивился Сомов. – Ну а как понимать то, что строятся новые города, идёт покорение космоса, успехи в спорте, культурной жизни, стабильность, уверенность…