Национал-большевизм

Находясь у Колчака, Устрялов быстро разочаровывается в своих соратниках: «<…> увы, это не новая Россия, это не будущее. Это — отживший старый мир, и ему не торжествовать победу. <…> Это не авангард обновленной государственности, это арьергард уходящего в вечность прошлого». С ужасом он понимает, что очутился в русской Вандее. Любопытно проследить по его дневниковым записям постепенное, но неумолимое приближение к «смене вех». 4 марта 1919 г.: «Большевики будто бы подходят к Одессе, и Деникин признает опасность положения. Да, великая русская революция достойна Великой России!..» 7–8 марта: «Большевики видимо держатся крепко. Молодцы! <…> Vive la Russie revolutionnaire! (Да здравствует русская революция! — С.С.) Пусть мы боремся с нею, — не признавать ее величия было бы близоруко и… непатриотично. Мы должны «до полной победы» продолжить нашу борьбу с большевизмом, но мы обязаны воздать ему должное. Теперь уже нельзя противопоставлять его французскому якобинизму. Их устойчивость одинакова… Хочется верить, — настанет пора, когда, истребив и похоронивши большевиков, мы со спокойной совестью бросим на их могилы иммортели…» 26 мая: «Большевики — как затравленные звери, умирают, но не сдаются. Честь им и слава! Возможно, что они попробуют и им удастся ближе сойтись с Германией и тем подбросить хвороста в угасающий очаг всемирной революции. Во всяком случае, жить все интереснее и интереснее становится. И за Россию все спокойнее. Откровенно говоря, ее будущее обеспечено — вне зависимости от того, кто победит — Колчак или Ленин…» 3 января 1920 г.: «Большевизм побеждает, победит — я, по крайней мере, в этом почти не сомневаюсь. Он объединит Россию — честь ему и слава! Боже, как глубоко все ошибались, ничего не поняли». 7 января: «Все мои предчувствия сбываются. Мы стояли на ложном пути. Большевизм победил. И нет основания об этом печалиться. Жаль только, что не понял, не разгадал вовремя». 9 января: «Хочется писать (опять «пересмотр идеологии!»)». 10 января: «<…> дикою игрой рока попал в типичные «публицисты реакции», в Меньшикова, если не Гурлянда, колчаковщины! Чудно. Спета ли песня? <…> Уехать на Восток, оттуда кругом — на юг России, оттуда — в Москву! Вот бы счастье, даже не верится… А потом — да здравствует Советская Россия!» После бегства из Иркутска Устрялов провел в Чите три бессонные ночи и дня, их плодом, видимо, и стал первый манифест национал-большевизма интервью «Перелом», помещенное в харбинской газете «Вестник Маньчжурии» 1 февраля 1920 г.

Устрялов не был единственным «контрреволюционером», осознавшим, во-первых, неслучайность и органичность Октябрьского переворота, а, во-вторых, неизбежность перерождения его вождей из разрушителей государства в строителей империи. Еще задолго до 1917 г. друг и издатель Розанова П.П. Перцов предсказывал «национализацию» русской революции и появление у нее своего Наполеона, обращая особое внимание на «алых». Член Главного совета Союза русского народа Б.В. Никольский в письме поэту Б.А. Садовскому от 21 апреля 1918 г. писал, что большевики «поистине орудие исторической неизбежности», что они выполняют «всю закладку объединительной политики по нашей русской патриотической программе», предсказывая в скором будущем установление «цезаризма»[22]. Волошин в статье 1920 г. «Россия распятая» уверенно констатировал: «Советская власть, утвердившись в Кремле, сразу стала государственной и строительной <…> наметились исконные пути московских царей — собирателей Земли Русской, причем принципы Интернационала и воззвания к объединению пролетариата всех стран начали служить только к более легкому объединению расслоившихся областей Русской империи. <…> Большевики принимают от добровольцев лозунг «За единую Россию» и, в случае своей победы, поведут ее к единодержавию»[23]. В первом номере журнала Струве «Русская мысль» за 1921 г., вышедшем за границей, появилась статья В.В. Шульгина «Белые мысли», вошедшая затем в его книгу «1920», где, в частности, делалось предположение, что «Красным только кажется, что они сражаются во славу «Интернационала»… На самом же деле, хотя и бессознательно, они льют кровь только для того, чтобы восстановить «Богохранимую Державу Российскую»«, что «в стане Красных <…> окрепла Белая мысль» и потому «восстановление России придет через красное Бессмыслие»[24].