Национал-большевизм

В главах 2-6 рассматриваются вопросы формирования массового национального самосознания в Советском Союзе на протяжении десятилетия, предшествовавшего Великой Отечественной войне. Сначала исследуется развитие стратегии партийного руководства, направленной на социальную мобилизацию и внедрение чувства патриотизма в массы. Отдельные главы посвящаются анализу различных сторон этого процесса: формированию идеологии внутри партийной верхушки; ее распространению через всеобщее народное образование, партийные кружки политграмоты и официальную массовую культуру, а также ее восприятию обществом в целом. Будучи эмпирическим по своему замыслу, данный подход уделяет особое внимание сложностям, с которыми связано формулирование группового самосознания, трудностям его перехода на массовый уровень и особенностям его восприятия на массовом уровне. Формирование массового национального самосознания является долгим процессом, требующим постоянного внимания и последовательности; в главах 7-10 прослеживается его динамика в военные годы, в главах 11-15 — до середины 1950 годов. При рассмотрении каждого периода отдельные главы обращаются к формированию идеологии, ее распространению и восприятию, подробно описывая строго контролируемый процесс, в котором массовая агитация в общеобразовательных школах и партийных кружках была усилена широким вниманием к аналогичным темам во всей официальной советской массовой культуре (литературе, печати, кино, театре, музеях и т. д.). Оставаясь долгое время превратно истолкованным, использование сталинским партийным руководством русских национальных героев, мифов, иконографии было в высшей степени прагматичным шагом, направленным на наращивание глубоко скрытых аспектов марксизма-ленинизма популистской риторикой, разработанной для поддержания легитимности советского государства и насаждения чувства лояльности к СССР во всем обществе. В книге приводятся доказательства того, что в эти годы главная цель Сталина и его приближенных заключалась не столько в продвижении этнических интересов русских, сколько в воспитании максимально понятного, популистского чувства советского самосознания через эффективное использование руссоиентричной риторики.

Хотя этот процесс проходил на массовом уровне и был в итоге достаточно хорошо продуман, его результаты, тем не менее, были ограничены в связи с низким уровнем образованности общества. Другими словами, настоящее исследование показывает, что своеобразное восприятие официальной линии русскоговорящим обществом в течение приблизительно двадцати лет привела к едва ли ожидаемому партийной верхушкой результату — образованию все в большей степени последовательного и ясного русского национального самосознания на массовом уровне. Хотя официальная линия пыталась продвигать марксизм-ленинизм, пролетарский интернационализм и советский патриотизм посредством языка руссоцентричной системы образов и иконографии, многие философские аспекты этой пропаганды просто-напросто не нашли отклика у тех, кому они были адресованы. Ирония состоит в том, что зарождающийся в сталинскую эпоху общественный менталитет принял форму, качественно более «русскую», нежели «советскую» (по крайней мере, в классическом марксистском значении слова), и это нечаянное следствие партийного популизма с тех пор отразилось на всех бывших территориях СССР.

Как становится ясно из приведенных ранее соображений, данное исследование отводит государству и политическим деятелям более значительную, по сравнению с подходом Андерсона и Хроха, роль в формировании национальной идентичности на массовом уровне, поскольку зачастую именно в руках этих деятелей сосредоточены средства проведения в жизнь последовательного национального курса через массовою культуру и народное образование во всем обществе в целом. Данное исследование также показывает, что популяризация этнически унифицированных героев, мифов, символов и системы образов не обязательно должна быть ярко выражено националистической по своему характеру, для того чтобы ускорилось формирование соответствующего национального сообщества. В основу данной работы положено эмпирическое исследование, которое необходимо для детального понимания того, каким образом у русскоговорящего населения СССР сформировалось национальное самосознание. Кроме того, здесь объяснены не только причины столь позднего формирования идентичности (в середине двадцатого века), но и то, почему оно произошло и было принято в обществе, которому прививались идеи утопических социальных идентичностей, основанных на классовом сознании и пролетарском интернационализме.