Национализм

Колониализм привел к появлению национализма, несмотря на свое противодействие этому. В большинстве случаев наличие и влияние колониального режима способствовало утверждению или развитию национальной идентичности в качестве противовеса или основы для сопротивления. Во многих случаях колониальная идеология также способствовала развитию национализма своими заявлениями о том, что колонизированные изначально враждебно относились друг к другу (если бы не мир, поддерживаемый колонизаторами) и были неспособны к самоорганизации. Национализм был зримым опровержением этого и в ряде случаев способствовал возникновению способности к самоорганизации в более крупном масштабе[81].

По мере организации мира в систему государств колониальное правление становилось все более несостоятельным. Независимо от трудностей, связанных с приобретением международного влияния или с внутренней самоорганизацией, обе возможности существенно ограничивали тех, кто мог выдвинуть успешные притязания на суверенитет. Независимо от того, к какой форме правления они на самом деле стремились, независимо от степени элитарности антиколониалистов и их программы антиколониального правления, их притязания на суверенитет по определению исходили «снизу» — от «народа», а не сверху — от правителей. Национализм был и по сей день остается наиболее доступной дискурсивной формой для выдвижения таких притязаний. Несмотря на заимствования из международного дискурса, сама колониальная ситуация ведет к его местному переизобретению и усилению.

Основная тема антиколониального национализма — создание гражданства. Это помогает понять, почему деятельность ранних националистов во многом была сосредоточена не на соперничающей государственной власти, а на усилиях по преобразованию культуры, уничтожению традиционных форм семейной и общинной преданности и созданию «нового человека», сочетающего в себе западный индивидуализм с явно местным культурным содержанием. Пытаясь объяснить силу имперских держав и доказывая важность местной национальной культуры, многие антиколониальные национализмы создавали и воссоздавали раскол между духовной и материальной жизнью. В материальной области военная и техническая мощь иностранных держав была очевидна. В духовной области можно было превозносить моральную и культурную силу подчиненной нации. Так, известная китайская формула тиян гласила: китайское ученье — для духа; западное ученье — для практического использования (Chow 1960; Spence 1990). В Индии националистическая идеология провозгласила «область духовного своей суверенной территорией» и стремилась не допустить колониального вмешательства в нее (Чаттерджи 2002: 287).

На самом деле, как утверждали индийские националисты в конце XIX века, суть заключалась не просто в нежелании подражать Западу в чем-либо, кроме материальных аспектов жизни, — этого ненужно было делать потому, что в духовной области Восток превосходил Запад. Нужно было культивировать материальные практики современной западной цивилизации, сохраняя и укрепляя особую духовную сущность национальной культуры. (Chatterjee 1994: 133)

Такое обоснование избирательной вестернизации присутствует в программе националистической модернизации Индии и Китая даже сегодня, несмотря на серьезные изменения, произошедшие в каждой из этих стран. Оно повлияло, например, на проведение некоторых капиталистических реформ Дэн Сяопина, когда одновременно осуждалась духовная грязь, которую несла с собой вестернизация.

Индийские интеллектуалы в XIX веке были не менее космополитичными, чем европейцы. Но космополитизм был проблематичным в контексте колониального правления, так как он не касался европейских просветителей. Многим индийским националистам, включая Неру, писать и говорить по-английски было проще, чем на любом из «индийских» языков; по сути, они способствовали превращению английского языка в индийский. Но в результате возникало противоречие между английским языком как языком колонизаторов и как предполагаемым lingua franca, который должен быть помочь созданию единой нации, ослабляя языковые разногласия на субконтиненте. К тому же, пока одни националисты делали английский язык индийским, другие занимались возрождением современных индийских языков вроде бенгали и маратхи; национализм означал создание новой, современной литературы на народных языках. Это повлияло на стремление создать единство между языком литературы и интеллектуалов и языком простых людей, так как группы, прежде разделенные языковой иерархией, теперь должны были быть объединены национальным языком. Китайские интеллектуалы преследовали схожую цель в начале XX века, и это также повлияло на последующие действия коммунистической партии.