Национальная политика как орудие всемирной революции

Россия, как старый боевой конь, вся вздрагивает при каждом новом шаге Австрии на этих полях, политых нашей кровью…

«Мы сеяли, – она вошла в наш труд»…{18}

Всё ждет только искры одной…

И эта искра вспыхнет… Где – мы не знаем, но знаем, что вспыхнет…

Слава Богу, что Россию теперь уже не застанет грядущее как глупую деву с угасшим светильником политического разума в руках!.. Слава Богу, что мы разочаровались, наконец, в югославянах и что сентиментальному периоду нашей новейшей истории они сами, эти славяне, положили конец!..

Россия, не отказываясь от них (ибо это тоже невозможно), подумает прежде всего о себе самой, сумеет теперь распутать лучше прежнего тот узел, в котором, к несчастью, спутался вопрос Православно-восточный (дисциплинирующий) с вопросом Славяно-племенным (эмансипационным)…

Иначе и ей туда же дорога, куда в наше время все западные нации так неудержимо рвутся и так презренно ползут…

Передо мною книга Погодина…

Боже! Как этот умный человек верил тогда (тридцать лет тому назад) в славян! В их залоги, в их «Шафариков» этих, в их признательность, в их великое и независимое по духу от Запада назначение…

Как роптал он на «австрийскую» тогдашнюю политику нашу… Как он на чехов этих рассчитывал…

– Что ж, – скажут мне, – разве он не был прав? Что делает теперь Австрия?

– Австрия, – отвечу я, – прекрасно делает! Спасибо ей! Она готовит нам триумф, себе жестокое поражение. И готовит она это в такое время, когда и во внешней политике возможнее прежнего стал для нас тот синтез, о котором я уже говорил: взаимное дополнение идей «николаевских» идеями «аксаковскими», стремлений погодинских – взглядами времен Нессельроде… Это не теория, не «политические фантазии досужего» политикана. Это указания и факты самой жизни.

В конце книги Погодина приложен французский мемуар графа Нессельроде, написанный именно по поводу тех писем и записок Погодина, которые волновали русское общественное мнение во время Крымской (войны).

Мемуар этот ясен и прост в дипломатическом спокойствии своем. Сам Погодин воздал ему должное, говоря: (пропуск в рукописи).

Сущность же доводов гр. Нессельроде в защиту старой политики нашей – следующая:

1) Как ни сильна Россия, она не может действовать всегда, не опираясь ни на кого и (ни) на что во внешней политике своей.

2) Правительство Императора Николая опиралось на монархические и вообще охранительные силы Запада. «На кого же еще было опираться нам на Западе? Не на гг. ли Кошута и Мадзини?»

3) И Россия не могла предупредить всех неблагоприятных событий; и она не всемогуща.

«И то правда, – думал Погодин в 74 году, издавая свой сборник, – быть может, было (бы) и еще гораздо хуже, революция везде сделала бы слишком большие успехи, если бы революционеры не боялись России»…

Мне скажут: «Погодин ослабел, упал духом в ту минуту, когда он уступал устаревшим соображениям Нессельроде. Надо было предоставить не только Австрию 48 года, но и всю Западную Европу ее судьбе».

Возможно ли такое полное невмешательство?.

Не возвышались (ли) у нас голоса еще недавно, укорявшие правительство 70 года за то, что оно не поддержало Франции и дало образоваться германскому единству?.. Не хвалят ли у нас же теперь действия дипломатии нашей в 75 году за то опять, что она вмешательством своим не дала тогда Германии нанести неоправившейся Франции вторичный удар?

Если бы мы были по исторической натуре нашей давно уже настолько отличны от Европы, насколько Персия Дария и Ксеркса была отлична от современных ей греческих республик; или настолько, насколько Китай отличен от мусульманского мира, то и тогда по соседству мы иногда вынуждены бы были под-держать одного и при-держать другого. Но при нашей исконной подражательности! При не испытанных еще у себя, на деле, в 40-х годах всех «прелестей» либерального прогресса, бессословности и т. д.!

Что бы было, если бы Государь Николай I и его сподвижники (хотя бы и немецкой крови) не придержали бы на время и везде этого прогресса?..

У нас тогда все передовые и умнейшие люди не правящей части общества были либералы и почти рационалисты (за исключением трех-четырех вовсе тогда не влиятельных славянофилов).

Они все были действительно передовыми людьми в том смысле, что приложение их взглядов к жизни было еще впереди.

И га общая сумма и тягость либеральной подражательности, которая у нас теперь на плечах, – велика и страшна; что же было, если бы, например, Николай Павлович в 48 году позволил бы разрушить хоть ту же бы Австрию, которую я сам теперь (сознаюсь!) жду не дождусь увидать жестоко проученной за наглые дела ее за Дунаем?.. Что было бы?