Национальная проблема у первых славянофилов

В сочинениях Киреевского и особенно Хомякова есть ответы на все три группы перечисленных вопросов. Вдумываясь в эти ответы и сопоставляя их друг с другом, мы замечаем в них одну любопытную и чрезвычайно характерную черту: в пределах каждой своей части национальная проблема получает определенное, логически правомерное решение, формально могущее быть примиренным с решениями в пределах двух других ее частей, но по внутреннему, идейному существу им органически чуждое. Так, отвлеченный вопрос о народном и вселенском решается в смысле признания за каждою народностью высшего общечеловеческого значения; отсюда с необходимостью выводится священное право каждой народности на существование и на свободное национальное развитие. Вопрос о качественном содержании "идей" конкретных народностей решается различением совершенных и несовершенных, "истинных" и "ложных" идей, причем наиболее совершенной, достигшей наибольшей полноты истины объявляется русская идея, сущность русской народности. Наконец, вопрос о способах победы более совершенных идей над менее совершенными и ложными решается в конечном счете признанием допустимости и нравственной ценности вооруженных столкновений, войн, причем войны России прямо выдаются за "святые". В результате выходит, что учение о принципиальном равенстве народов сочетается у славянофилов с учением об их внутреннем, существенном неравенстве, а провозглашение свободы мирного национального самоопределения и международного взаимодействия встречается с теорией единого всемирно избранного народа, побеждающего мир не только словом внушенной ему свыше правды, но и "Божьим мечом" на "святой брани".

Теперь мы попробуем подробнее проследить эти контроверзы, обратившись к подлинным сочинениям двух первых славянофилов.

II.

Герцен был прав, приписывая славянофилам "преувеличенное, раздражительное чувство народности" и объясняя происхождение этого чувства "крайностями в другую сторону".5) Действительно, при чтении славянофильской публицистики постоянно бросается в глаза ее возбужденный, можно даже сказать, несколько озлобленный тон. Сплошная полемика, сплошное недовольство ближайшей средой, сплошное обличение... И нередко эта боевая музыка заглушает те положительные начала, во славу которых она гремит. Окружавшая славянофилов историческая обстановка слишком уж резко противоречила их вере в исключительное своеобразие и специфическое призвание русской народности. Именно поэтому их проповедь национальной самобытности доходила подчас до таких парадоксов и гипербол, что, по свидетельству того же Герцена, они рисковали навсегда прослыть "курьезной партией оборотней и чудаков, принадлежащих другому времени".6) Достаточно сказать, что "бешеная кротость" этих "свирепых агнцев" являлась подчас предметом их собственной насмешки.7)

Их не могло не удручать развитие подражательности в русской жизни при полном отсутствии подлинного самосознания. Да, мы больны, -- горько жалуется Хомяков, -- "мы больны своею искусственною безнародностью,8) и если бы не были больны, то и толковать бы не стали о необходимости народности. Подите-ка, скажите французу или англичанину или немцу, что он должен принадлежать своему народу; уговаривайте его на это, и вы увидите, что он потихоньку будет протягивать руку к вашему пульсу с безмолвным вопросом: "в своем ли уме этот барин?" Он в этом отношении здоров и не понимает вас, а мы признаем законность толков об этом предмете. Почему? Потому что мы больны".9) Больна "образованная братия", серьезно больна и сама власть: "вся земля русская обратилась как бы в корабль, на котором слышатся только слова немецкой команды".10)

На читателей своих Хомяков смотрел как на людей, одержимых болезнью искусственной безнародности, а на свои статьи -- как на лекарство против этой болезни. При таком взгляде вполне естественно, что в его публицистике на первый план постоянно выдвигалась чисто служебная, "лекарственная" точка зрения, а общие теоретические проблемы, не связанные непосредственно с ней, оставались как бы в тени. Однако, нам теперь уже нетрудно исправить это невольное извращение перспективы и воспроизвести концепцию ранних славянофилов по внутреннему "разуму" поставленных ею вопросов и данных ею ответов.

Каково должно быть истинное, нормальное взаимоотношение между национальным и вселенским? -- такова проблема. Перед славянофилами она стояла так же остро, как ныне стоит перед нами. Является ли народность ограничением общечеловеческого, и нужно ли отрекаться от родины, чтобы служить человечеству?