Национальный характер тувинцев

Еще один известный тувиновед, начинавший работу в составе экспедиций Л. П. Потапова, будучи тем не менее представителем «московской школы», много лет проработавший в Москве и представлявший головной этнографический институт страны – Институт этнографии СССР, ныне Институт этнологии и антропологии РАН, – С. И. Вайнштейн считается прежде всего исследователем этнографии тувинцев. Он известен большим количеством работ по Туве, не только академических, но и имеющих научно-популярный характер, с путевыми заметками, рассказами о людях, с впечатлениями, поскольку он не только руководил коллективными экспедициями по Туве, но и совершал самостоятельные поездки, жил и работал в республике. Даже вернувшись на постоянную работу в Москву, он регулярно возвращался в республику и совершал поездки по разным районам вплоть до 1980-х гг. Проживая в последние годы жизни в столице, не терял связи с тувинскими коллегами.

Полевые записи этнографа вышли в книге «Загадочная Тува» (М., 2009). Автор провел многие годы в экспедиционных поездках по Туве, общался с большим числом представителей местного населения. Ученый проявлял огромный интерес к исследуемым народам, уважение к людям, которое выражалось и в том, как он тщательно готовился к особенно важным встречам, и в том, что он считал своим долгом упомянуть о своих проводниках, помощниках. Севьян Израилевич даже на некоторое время выучил тувинский язык (который впоследствии, правда, подзабыл). Поэтому особенно интересны его заметки об особенностях тувинского менталитета, тувинских обычаев, причем традиционных, сложившихся веками.

Этнограф подчеркивал, например, у тувинцев большую любовь и приверженность лошадям. Он писал, что тувинцы – прекрасные наездники, способные многие часы находиться в седле, не чувствуя усталости140. Юрту он называл не просто жилищем кочевников, но микромиром, своеобразной моделью мира, где всё было ориентировано, регламентировано. Исследователь подробно описал представления о времени тувинцев, которые не знали механических часов, а использовали для исчисления юрту. Жилище играло роль удивительных солнечных часов. «Принцип действия таких часов, – писал он, – прост. Тувинцы почти всегда ставят юрту входом на восток, а вся утварь расположена в строго определенных местах. Поэтому солнечные лучи, проникающие в жилище через дымовое отверстие и располагающиеся в тех или иных частях юрты и на тех или иных предметах, позволяют судить о времени. Обычно информаторы называли 9 или 10 таких временных периодов, охватывающих весенне-летнее время суток от 5–6 часов утра до 8–9 часов вечера, причем каждый из них имеет свои названия, например: “солнце на дымовом круге”, “солнце на изголовье постели” и т. п.»141.

Автор также описывает достаточно подробно законы степного этикета, которые наблюдал, правда, только в первые свои экспедиционные поездки142. Например, что должен делать гость, а что – хозяин, когда первый приезжает на коне к юрте? Гость не пересекает на коне определенную черту минимального расстояния до юрты, хозяин старается выйти, услышав лай своей собаки, что означало появление нового человека. Как должен вести себя гость, что должен предложить ему хозяин? Все эти правила аккуратно прописаны исследователем в той последовательности, которую он наблюдал и о которой ему поведали тувинцы.

Гостеприимство тувинцев в целом было нормой, с которой встречались все путешественники, в том числе и сам автор. Он писал: «Каждый вошедший в юрту, будь то почетный гость или случайный путник, мог не сомневаться, что он получит какую-то пищу, по крайней мере чай. Даже в самой бедной семье считалось необходимым как-то накормить человека, вошедшего в юрту. А если приезжал почетный гость, то стремились обязательно угостить его и мясом, если была к тому малейшая возможность»143.

В то же время Севьян Израилевич публиковал свои книги до последних лет жизни, сопровождая свои старые полевые записи комментариями уже «с высоты прожитых лет». Он отмечал, что со временем эти правила перестали быть жесткими, тувинцы их уже не выполняли досконально.

Слушая и записывая образцы народного фольклора из уст рассказчиков, каковыми были чаще всего люди старшего поколения, он не может не удержаться от комплиментов, называя их «тувинскими гомерами», «тувинскими рапсодами»: «Характерно, что эти старики – не только знатоки многих сказаний, сказок и песен своего народа, но и общительные, остроумные люди с прекрасной памятью. Они и поныне, как правило, хорошо знают ушедший кочевой быт своего народа и поэтому неоценимы для этнографа как прекрасные информаторы – знатоки традиционной культуры»144.