Национальный предрассудок

В Англии же нефиктивная литература в чести издавна. Эссе, дневники, памфлеты, путевые очерки, биографии и автобиографии пользуются у английского издателя и читателя спросом на протяжении никак не меньше пяти столетий. В Британии не было, пожалуй, ни одного прозаика или поэта, который бы пренебрегал нехудожественными жанрами. В английской литературе, как, пожалуй, ни в какой другой, были и есть писатели первой величины, которые прославились не фикшн, а именно нон-фикшн. Таков самый, наверное, авторитетный английский критик, лексикограф, поэт и моралист доктор Джонсон, чьи изречения до сих пор цитируются в парламенте и на научных конференциях, в лекциях, романах, на телевидении. Таков Бернард Шоу, драматург, которого многие ставят на одну доску с самим Шекспиром. Таковы изобретательные и многосложные романтические эссеисты Сэмюэль Кольридж и Уильям Хэзлитт; таков, кстати говоря, и Уинстон Черчилль, удостоенный Нобелевской премии по литературе не за романы и стихи (которых он, впрочем, не писал), а за труды исторического, литературоведческого и публицистического характера…

Для человека, изучающего литературу профессионально, нон-фикшн нередко оказывается подспорьем для фикшн. Эссе Ивлина Во «Хорошо информированные круги… и как в них попасть» служит отличным комментарием к его же роману «Сенсация», где герой, работающий в Африке репортер лондонской газеты «Дейли свист», осуществляет рекомендации автора эссе на практике. Письма Дэвида Герберта Лоуренса вписываются в антиглобалистскую (как сказали бы теперь), сенсуалистскую философию писателя. Без эссеистики Честертона трудно постичь жизненные принципы популярного, и не только в Англии, сыщика-человеколюба патера Брауна. Только если прочесть «Путешествие по Франции и Италии» Тобайаса Джорджа Смоллетта, становится понятно, отчего его соотечественник и антипод Лоренс Стерн назвал свое путешествие по той же Франции «сентиментальным». Только познакомившись с эпистолярным наследием Свифта, постигаешь всю меру скепсиса автора «Сказки бочки», «Гулливера» и «Скромного предложения».

Безусловно, главным, наиболее запоминающимся жанром этого тома является эссе, свободное сочинение, которое, в отличие от очерка, если и пишется на конкретную, заданную тему, темы этой, как правило, не придерживается, касается лишь вскользь. В этой книге жанром эссе представлены доктор Джонсон, Оливер Голдсмит, Бернард Шоу, Джозеф Конрад, Честертон, Пристли и малоизвестный у нас историк, поэт, биограф, весьма искусный и плодовитый литератор Хилэр Беллок. Круг тем английских эссеистов поистине безграничен: от страха смерти до ненависти к насекомым, от национальных предрассудков до общения с кошкой, от размышлений о пользе и вреде тщеславия до рассуждений о радостях невежества. Подкупает английская эссеистика конечно же неизменным чувством юмора, неутомимыми афористичностью и парадоксальностью – не зря же Пушкин назвал Англию «отечеством карикатуры и пародии». А еще – раскованностью, изяществом слога и мысли, легкостью обращения с материалом, а заодно и с читателем, которому авторская точка зрения никогда не навязывается. Английское свободомыслие проявляется и здесь.

Некоторые из вошедших в этот сборник писателей исполняют двоякую роль – не только автора, но и действующего лица, не только, так сказать, субъекта, но и объекта. Если радиопередачи П. Г. Вудхауса из гитлеровского Берлина способны вызвать (и не только у убежденного антифашиста) чувства, прямо скажем, неоднозначные, то в письмах Ивлина Во Грэму Грину и Джорджу Оруэллу, блестящему юмористу и неисправимому оптимисту Вудхаусу, увы, прискорбно далекому от политики, воздается должное. В нашей книге Оливер Голдсмит выступает в двойной роли – эссеиста и действующего лица в биографии Сэмюэля Джонсона, а сам Джонсон – не только автор двух эссе и писем, но и главный герой биографии, написанной его другом, учеником и страстным почитателем Джеймсом Босуэллом. Так вот, если сравнить Джонсона-критика и Джонсона – героя босуэлловской биографии, то окажется, что литературные и человеческие качества этого прославленного мыслителя и литератора имеют между собой мало общего. В письмах и эссе Джонсона и в помине нет той авторитарной непререкаемости, какой отличается Джонсон в книге Босуэлла. Как отнесется наш читатель к эссе Хэзлитта, мы не знаем, зато знаем, что Сомерсет Моэм в «Джентльмене в гостиной» Хэзлитта-критика открыл и высоко оценил.