Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945

Очень показательна статистика роста каторжных работ, особого рода медленного убийства, которые также стали в Советском Союзе элементом государственной системы.

Лагеря принудительного труда

Только с конца 1932 г. по конец 1936 г., то есть за первые четыре года второго пятилетнего плана, число лагерей выросло на 80%, а число заключенных на 160%.

Точно так же в категорию медленного, так сказать, «не прямого» уничтожения населения попадают и массовые убийства, практиковавшиеся и практикующиеся по отношению к русскому крестьянству. Во время проводившейся жесточайшими мерами почти полной коллективизации сельского хозяйства единоличное крестьянство было практически уничтожено. Следствием был гигантский голод 1932 – 1933 гг.

Архиепископ Кентерберийский (!) определил число жертв голода 1932 – 1933 гг. как «скорее 6, чем 3 миллиона» (Таймс, 25 июля 1934 г.). «Нойе Цюрихе цайтунг» определила человеческие потери на Украине в 1932 – 1933 г. в 6 миллионов. Специалист по сельскому хозяйству доктор Диттлоф, сам переживший голодную катастрофу, оценивает число умерших от голода только в Северокавказском регионе в 1932 – 1933 гг. в 2 миллиона.

Даже официальная советская статистика дает такие данные по уменьшению поголовья скота в России:

Это означает уменьшение поголовья скота с начала коллективизации в течение первого пятилетнего плана почти на 50%.

В таких условиях легко понять, почему советское правительство уклонилось от публикации результатов проведенной 6 января 1937 г. (и первой с 1926 г.) переписи населения. Причина может лежать только в том, что в численности, структуре и расселении советского населения произошли такие перемены, которые не в состоянии скрыть даже хитрейшая советская статистика. На время после последней переписи приходится чудовищная цифра в 6 миллионов умерших от голода в 1932 – 1933 гг. Кроме того, с 1926 г. в Советском Союзе произошли невероятные перемещения населения. Целые районы были беспощадно выселены, особенно в стратегически важных регионах около границ. В ранее полностью не обжитых регионах находятся сегодня лагеря принудительного труда с тысячами, десятками тысяч и сотнями тысяч заключенных – всего минимум 7 – 8 миллионов человек. Самые большие изменения, несомненно, имели место среди национальных меньшинств. Газета «Таймс» от 25 сентября 1936 г. сообщает, например, следующее о республике немцев Поволжья: «Численность населения республики составляла в 1920 г. 700 000 человек. Она снизилась в 1926 г. до 572 000 человек. Население и дальше несет тяжелые потери из-за голода и депортаций». И на Украине, в Карелии, на Кавказе и т. д. население целых деревень, иногда целых районов, полностью выселялось и отправлялось в лагеря.

Любой наблюдатель этого чудовищного танца смерти несчастного народа неминуемо задается вопросом, что за сила движет этими преступниками, ответственными за массовое вымирание русского народа. Жестокая воля к власти, убийственная трусость постоянно чувствующих себя под угрозой, отягощенных виной деспотов или холодное, циничное презрение к человеческой жизни? Несомненно, все эти мотивы в большой степени действенны; но не действует ли здесь постоянно еще сильнее и определеннее, чем они, любовь к убийствам как таковая, прямолинейная дьявольская страсть к уничтожению? Задать этот вопрос – значит ответить на него утвердительно. Одержимые страстью к убийствам и уничтожению психопаты ведут стомиллионный народ прямо к смерти.

(«Берлинер берзенцайтунг», 7 ноября 1937 г.)

Из главы «Взгляд в «Советский рай»

Мы воспринимаем актом высшей исторической справедливости то, что именно миллионная армия национал-социалистического рейха, суть немецкие рабочие и крестьяне в солдатской форме, первой получила право бросить взгляд за маску большевизма, что именно ее кулаки разбивают его стены. Точно так же не случайно, что первое, что немецкий солдат видит на советской земле, – это красный террор во всем его чудовищном облике. Все, что можно было в последние десятилетия прочитать и услышать из косвенных источников о зверских преступлениях ГПУ, теперь открывается – в местах ужасов Лемберга и Дубно, в Белоруссии и балтийской провинции – глазам бесчисленных немецких солдат как кошмарнейшая правда. Будем честны: в демократиях и близко не хотели верить, что жертвы сталинских волн террора исчисляются многими тысячами. А теперь только в Лемберге мы насчитали тысячи, а в маленьком Дубно – 523 зверски убитых украинца.

И другая сторона картины прокручивается в эти дни перед глазами войсковых колонн в полевой форме: убогие дома, грязные и завшивленные квартиры, запущенные улицы, разваленные предприятия – короче, вместо социального рая такое нищее существование в животной тупости, какое не может себе вообразить ни один европеец.