Но, как это будет справедливым в случае с большинством нацистских линий поведения, связанных со свободой выбора, эту политику борьбы с партизанами едва ли можно назвать последовательной. У местных командиров в значительной степени были развязаны руки, и они сами решали, что им делать, – и некоторые из них действительно что-то решали с партизанами в своем регионе. В директиве фюрера № 46 от августа 1942 года предпринимается попытка разъяснить, как немецкие войска должны решать задачи борьбы с партизанами. Однако она внесла еще большую сумятицу. С одной стороны, нацистское руководство признавало в этой директиве, что сотрудничество с местным населением играет важную роль в борьбе с партизанами, но также предостерегало от излишнего доверия к местному населению. Эта директива также демонстрирует на конкретном примере, что Гитлер и другие сторонники жесткого курса были не способны признать, что их войскам приходится иметь дело с такими же человеческими существами, как и они сами. Они понимали, что им нужна помощь местных жителей в борьбе с партизанами, но также понимали и то, что для этого необходимо как минимум относиться к ним по-человечески, – но последнее полностью противоречило их идеологическим убеждениям.
Однако к концу лета 1942 года стало ясно, что такая политика жестоких репрессий не приносит желаемых результатов. В качестве альтернативы полковник Рейнхард Гелен, в ведении которого находилась оперативная разведка на советско-германском фронте, в своем донесении, датированном ноябрем 1942 года, предлагает следующее: «Если местное население отвернется от партизан и окажет полную поддержку в борьбе с ними, то проблемы партизан не будет»25
. Возникшая дискуссия как в зеркале отразила спор между Кохом и Розенбергом по вопросу об отношении к Украине. На этот раз именно некоторые армейские командиры, такие как Гелен, выступили за идею сотрудничества с местными жителями в борьбе против партизан. Гелен призывал своих коллег относиться к советским партизанам, угодившим в плен к немцам, как к «обычным» военнопленным – и в ряде случаев в 1943 году такое имело место в группе армий «Центр» (сражавшейся с Красной Армией к востоку от Смоленска). Также полковник организовал массовое распространение листовок, направленных против некоторых партизанских отрядов, но с переменным результатом.Неудивительно, что Гитлер точку зрения Гелена не разделял. Фюрер был убежден, что «успеха можно достигнуть лишь там, где борьба против действий партизан начата и ведется с особой жестокостью». Борьба с партизанами, точно так же как и вся кампания на Восточном фронте, рассматривалась Гитлером как борьба за «полное истребление той или иной стороны»26
. Естественно, что из-за такой позиции фюрера и несмотря на усилия таких военных, как Гелен, жестокость только возрастала. А поскольку каждая из сторон верила, что побороть страх можно лишь другим страхом, как говорил участник обороны Москвы Владимир Огрызко, то человеческая жестокость не имела предела.Наиболее жестокие операции против партизан начались в восточной части Белоруссии летом 1943 года. Это происходило через несколько месяцев после того, как «непобедимая» 6-я германская армия потерпела сокрушительное поражение под Сталинградом и когда Красная Армия отражала немецкое наступление в Курской битве. В ходе «зачистки» местности вокруг Минска 22 июля немецкие отряды вошли в крошечную деревеньку Максимки. Немцы ворвались в дом, где жил подросток Александр Михайловский, разбудили его и его глухонемого брата. Как только забрезжил рассвет, немцы построили на пыльной дороге за деревней восьмерых ее жителей, в том числе и братьев Михайловских. Им связали руки за спиной и приказали идти по дороге, в то время как сами немцы шли позади них в полусотне метров.
Александр знал, что это означало, ибо немцы уже не раз прибегали к подобному приему в соседних селах. В этом районе партизаны заминировали многие дороги, а немцы использовали местных жителей в качестве живых миноискателей. (Подобный садизм не был чем-то необычным. Так, например, Курт фон Готтберг, обергруппенфюрер СС, который в 1943 году руководил операцией «Котбус» на восточной границе Белоруссии, докладывал, что «в ходе зачистки минных полей на минах подорвались от двух до трех тысяч местных жителей»27
.)«У нас кровь стыла в жилах, мы превратились в жалкое подобие самих себя, – вспоминает Михайловский о своем опыте “общения” с немцами. – Мы брели вперед, как живые мертвецы, зная, что впереди ждут только безысходность и слезы». Перед ними возникла лишь одна серьезная дилемма: «Когда чутье подсказывало нам, что что-то не так, мы пытались как-то увильнуть от опасности. Но также мы знали, что если бы кто-то из нас пропустил мину и на ней подорвался кто-то из немцев, идущих позади, нас все равно бы ждала смерть – ведь они тут же пристрелили бы всех на месте».