Нацизм и культура

Выдвинутую Штуккартом и Глобке идею поставить евреев вне закона целиком и полностью поддержал Вальтер Бух, председатель партийной комиссии, созданной специально для рассмотрения вопросов коррупции и случаев подрыва репутации руководства со стороны отдельных членов партии. Его замечания были опубликованы в журнале «Немецкая юстиция». Он писал, в частности, что «снятие перчаток» и прекращение церемоний с евреями лишь символизирует правомерность поджога синагог 10 ноября 1938 года и необходимость преодоления нерешительности в отношении «окончательного решения» еврейского вопроса.

Изменение законодательных идей в рамках старых форм не даст должного эффекта до тех пор, пока юридическая бюрократия не проникнется «новым духом», считали многие нацистские руководители. Роланд Фрайслер, например, призывал к этому в своем предисловии к справочнику о гражданском юридическом законодательстве, будучи статс-секретарем министерства юстиции. В 1940 году он стал президентом так называемого народного трибунала, созданного еще в 1934 году для проведения скорых судебных разбирательств в случаях предательства, к которым относились не только конкретные антиправительственные действия, но и любая форма оппозиции к идеологии нацистского государства. Фрайслер показал себя весьма послушным исполнителем. Именно он возглавлял судебный процесс над участниками июльского 1944 года покушения на Гитлера и беспощадно с ними расправился. Был убит во время одной из бомбежек Берлина союзной авиацией.

Наряду с этой деятельностью, он стремился сломать сопротивление старомодных прусских гражданских чиновников, пытавшихся поставить себя вне политики. Ведь ни один человек и ни одно учреждение не могли оставаться вне воздействия народа и господствующей идеологии! На деле же многие из этих чиновников так и не были «реформированы», хотя нацисты и достигли определенных успехов в отношении консервативного чиновничества.

Государство было, по сути дела, «внешним» инструментом народа: законы и судебная администрация должны были подстраиваться под навязываемое мировоззрение. Соблюдались лишь те внешние формы, которые соответствовали гитлеровскому представлению о рейхе как о «революции духа». Однако такая революция изменила реальность, существовавшую в Германии, главным образом благодаря различию между формой и содержанием, что отражает документация, приведенная в этой книге.

Карл Шмитт Государственный закон в новом контексте

Какое значение имеет имперский закон от 24 марта 1933 года, принятый в виде конституционной поправки двумя третями голосов депутатов рейхстага в соответствии со статьей 76 веймарской конституции? Эта так называемая поправка явилась следствием выборов в рейхстаг, проведенных 5 марта 1933 года[56]. По сути дела, это были не выборы, а референдум, даже с точки зрения закона. И вот в результате этого плебисцита немецкий народ признал Адольфа Гитлера лидером национал-социалистского движения и немецкой нации. Муниципальные выборы 12 марта закрепили волю народа. Таким образом, рейхстаг и федеральный совет действовали как исполнительные органы народной воли. Так называемым позитивным юристам представлялось совершенно естественным увидеть в этом законодательную основу нынешнего государства. Выражение «конституционная поправка», казалось, служило делу укрепления такого восприятия этого ложного представления. В связи с этим необходимо уяснить, что сам термин «конституционная поправка» юридически некорректен и даже ошибочен, поэтому впредь целесообразно избегать его вообще, тем более что он не используется ни в самом названии акта («Закон о мерах по прекращению страданий народа и рейха»), ни в тексте закона и привнесен в него со стороны. В действительности этот «акт» является временным конституционным законом новой Германии…

Революция в Германии была легитимной, то есть формально корректной по отношению к существующей конституции. Это объясняется дисциплинированностью и любовью немцев к порядку. Кроме того, она легально произошла из веймарской конституции, отвечая сути тогдашней системы правления. Было бы юридической ошибкой, а в политическом плане даже актом саботажа рассматривать такой вид легитимности в свете отвергнутых юридических идей, институтов и норм, а следовательно, и принятием их и самого духа веймарской конституции. Законность нашей революции не проистекает из того только факта, что десяток депутатов оказались готовыми обеспечить своими голосами пятнадцатипроцентную разницу между простым большинством и большинством в две трети в нашу пользу. И власть в нынешнем государстве не зависит ни от каких предпосылок, условностей и менталитета этой группы людей. Было бы политическим, моральным и юридическим нонсенсом обосновать взятие власти национал-социалистами лишь несостоятельностью и робостью прошлого режима. Жизнь несовместима со смертью, а власть – с импотенцией.