Нацизм. Третий рейх. Сопротивление

«Компромат» на Зейдлица складывался постепенно. «Информаторы» из немецких военнопленных фиксировали негативные высказывания Зейдлица о Крымской конференции: «По-видимому, Германия будет поделена между США, Англией, СССР и Францией. СНО больше ничего не может сказать немецкому народу, а немцам остается только покориться… От Германии останутся одни только клочки, лучшим исходом для Германии было бы присоединение к СССР в качестве 17-й советской союзной республики». Решения Потсдамской конференции о восточных границах Германии Зейдлиц оценивал как «холодный Майданек» для немецкого народа, который обязан Советскому Союзу тем, что у немцев «отнимут все области на восток от Одера и Нейсе… Где тут справедливость?.. Красный империализм принимает чрезвычайные меры». По поводу затянувшегося решения вопроса о репатриации генералов из СНО Зейдлиц говорил, что, «когда пребывание в этой стране станет пройденным этапом, можно будет трижды перекреститься. Здесь мы переживаем одни разочарования».

В январе 1949 г. Зейдлиц подал заявление с просьбой о репатриации в восточную зону, чтобы «работать там на хозяйственной работе, предпочтительно по коневодству», и выразил желание взять туда свою семью, проживавшую в английской зоне, в городе Ферден в районе Ганновера. Главноначальствующий Советской военной администрации в Германии генерал армии Василий Чуйков и руководство СЕПГ дали свое согласие.

12 ноября 1949 г., когда перед Зейдлицем, как писал первый заместитель начальника ГУПВИ генерал-лейтенант Амаяк Кобулов, «был конкретно поставлен вопрос о репатриации его в ближайшее время в Германскую Демократическую Республику при условии переезда туда его семьи, он выразил явное нежелание поселиться в восточной зоне». Кобулову донесли о высказываниях Зейдлица: «Это невыносимое требование!.. Я не политический деятель; я выступал против Гитлера как генерал; это же было и в интересах англичан и американцев. Я не могу согласиться, что за это англичане могут причинить зло мне или моей семье… Я же не шахматная фигура, которую можно переставлять как угодно».

После этих высказываний своего товарища по фронту и плену Паулюс, отношения которого с Зейдлицем всегда складывались сложно и противоречиво, выразил Кобулову сомнения в политической устойчивости Зейдлица. 24 мая 1950 г. Зейдлиц был арестован и обвинен в преступлениях, предусмотренных 1-й статьей Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. После знакомства с обвинительным заключением Зейдлиц сказал сокамернику: «На суде я скажу всю правду, выступлю как Георгий Димитров». Дело Зейдлица было рассмотрено 8 июля 1950 г. на закрытом судебном заседании военного трибунала войск МВД Московского военного округа без участия защиты и свидетелей. Приговор: 25 лет тюремного заключения. Выслушав его, Зейдлиц сказал: «Лучше бы я сразу умер».

4 октября 1955 г. осужденный гитлеровской (26 апреля 1944 г. военный суд в Дрездене заочно приговорил Зейдлица к смертной казни за государственную измену) и сталинской юстицией бывший вице-президент НКСГ и президент СНО Вальтер фон Зейдлиц был «выдворен за пределы СССР». Перед тем как навсегда покинуть Советский Союз, он обратился к Председателю Президиума Верховного Совета СССР маршалу Клименту Ворошилову с благодарственным письмом: «Завтра, покидая территорию Советского Союза, я испытываю глубокую потребность выразить свою сердечную благодарность Верховному Совету СССР за все то хорошее, что я здесь пережил и узнал за время моего более чем 12-летнего пребывания».

Вальтер фон Зейдлиц жил в Западной Германии, где и умер в 1976 г. Смертный приговор, вынесенный ему нацистским судом в 1944 г., был отменен в ФРГ в 1956 г. Но лишь через 20 лет после смерти, 23 апреля 1996 г., он был реабилитирован в России.

По-иному сложилась судьба Паулюса. 14 августа 1944 г. он вступил в СНО. Через шесть недель после этого Паулюс обратился с личным письмом к Сталину. Излагая «как маршал маршалу» свои «глубокие соображения и надежды», Паулюс просил Сталина принять его. Сталин никогда не встречался со своим высокопоставленным пленником, однако могущественное покровительство кремлевского хозяина и после войны продолжало защищать Паулюса. Хотя в СССР были необходимые для судебного процесса над Паулюсом материалы, суд над ним не состоялся. В этом его судьба выгодно отличалась от участи многих его коллег.