— Хорошо, скажу иначе: ты всегда появляешься там, где что-то происходит, и не всегда благодаря собственным заслугам. Как, к примеру, в нашем случае. Кто угодно мог оказаться в этом трактире…
— Вот именно.
— Когда угодно мы могли проехать мимо, днем или неделей ранее или позже. Думаю, я и проехал бы, не будь тебя со мной. Не будь тебя со мной, я остановился бы в той деревне, пытаясь разрешить ситуацию с этим коноводом, не попал бы сюда и…
— А еще я мастер разрешать ситуации; упомяни уж и об этом — так, аd majorem. Господь наверняка долго думал, прежде чем вручить жезл избранности и миссию утверждения Его воли на земле столь несдержанному чаду Своему.
— Пророк Илия собственной рукой заколол сорок безоружных человек, — отмахнулся Бруно, — и признан святым.
— Eia, — хмыкнул он. — Вот это б отцу Бенедикту услышать. Наверняка сказал бы, что мое общество скверно на тебя влияет… или уже говорил?
— Он много о чем говорил. А я много о чем передумал.
— Ага, — удовлетворенно кивнул Курт. — Так вот, стало быть, отчего ты променял возможность уединиться за монастырскими стенами на обязанность таскаться за мной по многогрешному миру и влипать в неприятности. Полагаешь своей миссией образумить меня, направить на путь истинный… хотя, стой: я ведь уже на этом пути. Господом направлен. Скорее всего, сгоряча.
— То, за что курсантов пороли во дни обучения, сходит им с рук после получения Знака, — отметил помощник недовольно. — Даже кощунственные высказывания. Даже те, за которые обладатели Знака вправе пороть других… Быть может, ты поубавишь свой сарказм, когда я напомню, чем еще ты заинтересовал друзей и врагов — кроме необычной интуиции?
— Сомневаюсь.
— Никто, — пытаясь не слышать его, продолжил подопечный, — ни наши эксперты, ни их малефики не нашли в тебе ничего сверхобычного. Тут ты прав. Но тогда объясни мне, почему чародей, при одном имени которого бледнеют его же приверженцы, не сумел влезть в твою дурную голову? Почему не смог увидеть твоих мыслей; точнее, увидел, но лишь те, что
— Может, он в тот день не выспался.
— Наверное, так же, как и все прочие, включая, насколько мне известно, стрига, который брал под полный контроль по нескольку человек разом, но не смог одного тебя. Ты защищен, Курт, признай это, наконец. Тебя хранит кто-то. И уж наверное не Афина Паллада.
— Доводилось бывать на анатомировании? — спросил он вдруг, и Бруно непонимающе нахмурился. — Так, ad vocem
[30]. Два человека равного сложения тащат равные мешки с камнями, и — один вдруг падает замертво, а другой вздыхает и идет домой любить жену. Знаешь, что обнаружится при вскрытии? Различное строение сердца и сосудов.— Это намек на то, что, когда тебе размозжат голову, из черепа вывалится уникального строения мозг?
— Чем это объяснение хуже божественного вмешательства? У кого-то более крепкие, чем у прочих, мышцы или кости, у кого-то — мозги. Просто так сложилось — от рождения.
— Думаю, если б в отдаленной деревеньке обнаружился вдруг некто, кто тридцать лет пролежал лежнем, но при том был бы подобен греческому атлету — им давно заинтересовались бы и наши, и не наши. Как тобой.
— Академия — святого — Макария, — повторил Курт с расстановкой. — Я ее сегодня уже упоминал?
— В академии накачивали не только
— Я подхожу ad parametrum, — пояснил он благожелательно. — Выходец из бедняцких кругов, бывший беспризорник и преступник — перевоспитан, обучен, угодил в императорскую милость и урвал себе рыцарское звание, попутно подняв на костер пару-другую высокородных подданных. Для пропаганды — идеальная biographia. Тебе известно не хуже меня, что моя слава — не в малой части заслуга наших же агентов. Новой Конгрегации нужны свои имена и легенды; я просто пришелся ко двору. Я, знаешь, вроде бочонка с пивом, который выкатывают к дверям лавки для заманивания посетителей, или вывески над трактиром. Пока вывеска новенькая, сияющая свежей краской, неплохо нарисована — и все смотрят, обсуждают, заходят в двери; спустя время краска облупится — и повесят новую вывеску. Все просто.
— Наверное, я все же ошибся, — со вздохом качнул головой Бруно. — Смирения в тебе местами даже непомерно много.
— Собственных заслуг я не принижаю… — начал он, и помощник оборвал, не дослушав:
— Стало быть, ты попросту болван.
— Да как тебе в голову такое могло прийти! — прорезал полутишину трапезного зала возмущенный голос, и Курт обернулся к рыцарю, радуясь, что сам собою прервался этот разговор, повторяющийся с вариациями не в первый уже раз и длящийся не первый год.
— У тебя есть идея лучше? — отозвался фон Зайденбергу охотник. — Что можно было сделать еще — оставить его на чердаке, чтобы он там прел потихоньку? Или на ледник его — к мясу, которое мы здесь едим?
— Но не вот так же просто, наземь в амбаре!