Natura bestiarum.(СИ)

— Загляни в святцы. Они все там. Хотя, — сам себе возразил Курт, — и с ними не все гладко. Немалая их доля всю свою жизнь была такими же злобными и корыстными тварями, как и весь род людской, и лишь перед смертью они сотворили что-то, отчего удостоились попасть в благочестный список. К примеру, тот евангельский разбойник. Все его заслуги состоят в том, что под конец своей многогрешной жизни он сказал соседу по кресту — «а знаешь, парень, в твоих словах что-то есть». И — оп! — он в Раю. Вообще говоря, нечто подобное я вычитывал в протоколах. Его действия сравнимы с деяниями тех, кто на пороге смерти заключает договор с первым подвернувшимся созданием, которое пообещает избавление если не от мучений, то от паршивого посмертия. Парень рискнул — и не прогадал.

— И сколько народу было затащено на костер за такие речи?

— Не знаю, — передернул плечами он, обратясь снова к завтраку. — Не подсчитывал.

— … частенько, — влетел вместе с возвратившимся Вольфом обрывок его речи. Новоприбывший кивал, слушая его с придирчивостью и на ходу дыша на руки. — Вообще, конюшня и без того теплая — на семи ж ветрах стоим, придорожное заведение; кто строил, не дурак был. Стены не свищут, камень изнутри выложен досками — ну, сами ж видели. Но все же печь растапливать туда прихожу — на ночь уж точно; ну, и днем, бывает.

— Я доплачу, — оговорился тот. — Топи и днем тоже, и чтоб не «бывает», а точно.

— Ну, по такой погоде я и днем туда заглядываю…

— Заглядывай чаще.

— Я не возражаю, — неуверенно отозвался Вольф, — только вот конюшня большая, прогревать по нескольку раз в день — это дело накладное; я ж не могу ее натопить исключительно подле вашего коня…

— Лошади. Ничего. Только не вздумай после впарить мне счет за якобы сожженные дрова, а все, что впрямь было затрачено — оплачу. Этой лошади цена немалая, и не только в деньгах, я вторую такую просто больше не найду, ясно?

— Всё с вашей кобылой будет в порядке, — с расстановкой проговорил Вольф, и постоялец многозначительно нахмурился:

— Надеюсь… Ну, а теперь можно и о себе. Тут, я думаю, объяснять не надо — чего-нибудь этакого и пожевать. Чего — все равно… Не возражаете, господин рыцарь?

Последние слова вояка произнес мимоходом, не особенно интересуясь реакцией обладателя цепи, и тот возмущенно шевельнул бровью, когда на скамью против него шмякнулись тяжелый арбалет и плащ, а на пол — плотно упакованный дорожный мешок, глухо громыхнувший металлом внутри.

— Дыхание жизни, — блаженно протянул заботливый владелец уникальной кобылы, вставши к очагу вплотную и вытянув руки почти в самый огонь.

— Там… — нерешительно подал голос парень от дальнего стола; девица толкнула своего возлюбленного острым локотком в бок, и тот чуть повысил голос: — Там, снаружи… как?

— Холодно, — отозвался новоприбывший просто, и парень нервно дернул плечом:

— Я понимаю, но… Как вы сумели сюда добраться? Пройти можно? Дорогу видно?

— Здесь есть дорога? — с искренним удивлением переспросил тот и равнодушно махнул рукой: — Забудь, парень, куда б ты ни спешил. Я таких метелей за всю свою жизнь не припомню; не снег — наждак. Отойдешь от этого не иначе самим Всевышним посланного заведения шагов на десять — и назад после можешь дороги не найти.

— Но ведь вы сюда прошли, — возразил Максимилиан, мельком переглянувшись с матерью. — Значит…

— Ничего это, парень, не значит. Трактир этот я нашел вообще случаем, я и понятия не имел, что тут может обнаружиться что-то подобное; я уж смирился с тем, что до самого города так и придется тащиться сквозь пургу. Если все вы это к тому, чтоб выйти — вперед, если, конечно, надоело жить, а рука на себя не поднимается. Самоубийство, — подвел итог он, поворотившись к очагу спиной, и с наслаждением потянулся, подставляя теплу поясницу. — В чистом виде.

Глава 2

День тянулся неторопливо — нестерпимо медленно тащился сквозь время. Постояльцы разбредались по комнатам, выбредали обратно в зал, заказывая снедь и выпивку различной крепости просто от скуки; Вольф Велле, исполняя указания, трижды за день выходил в метель, чтобы натопить быстро остывающую конюшню, а сам владелец не отходил от стойки, дабы не упустить момента, когда очередной постоялец, в очередной раз соскучившись, попросит очередное блюдо или очередную кружку.

Курт не покидал зала вовсе, намертво приклеив ворчащего помощника к доске. Снова единожды выиграв, Бруно загорелся было и с воодушевлением продержался еще три партии, однако к вечеру оживление несколько спало, и, выставляя вперед последнюю башню, тот отмахнулся, потирая глаза:

— Satis [9]. Это уже не забавно. Играю последнюю; я устал и начинаю туго соображать.