Натурщица Коллонтай

Шуринька, я прощаюсь с тобой и снова обнимаюсь крепко-крепко. На этот раз очень надеюсь, что письмо твоё будет быстрым, как скорый поезд, и длинным, как путь от Москвы до Давлеканово. И ты мне подробно ответишь на все мои вопросы, ладно?

Твоя Шуранька Коллонтай,

наследница по прямому родству.

7 февраля, 1948

Дорогая моя Шуринька, это опять я, внучка твоя, хотя ты так до сих пор и не ответила ни на одно моё письмо.

Почему-то я теперь вся покрылась чирьями, так что даже не хочу в школу ходить, чтобы никто не увидел. Скажут, вон колотушка пошла, вся в гнойниках, видали, ребя? А ещё с гонором, понимаешь, про бабаньку свою революционную.

Завидуют. Некоторые даже очень. А другие, кто не завидуют, хотят дружить, думают, мы с мамой начальники, как ты. В гости напрашиваются, то так, то сяк. А только я ни в какую, тайну делаю, как будто нельзя, и точка, — мне так спокойней и выгодней для учёбы. Учителя, кто знает про меня, двоек не ставят никогда, потому что им стыдно обижать великую фамилию. Да и тройки у меня в редких случаях, только когда совсем уж ничего не выучила и не прочитала. А со школы иду одна обязательно, чтобы не знали, в какой я конюшне прописана и с кем.

А тут новенькая пришла, по географии, училка. Молодая совсем. Только окончила, наверно, и не разобралась ещё, кто у нас от кого, и вопросы задаёт мне, как к любому.

Ну я тут, как всегда, не очень. Кроме климата Предуралья, Зауралья, их растительного и животного мира и высшей точки горы Ямантау. И всё такое. Потому что это про мою бывшую Башкирию.

Она говорит, отвечай про Среднерусскую возвышенность. А я не выспалась совершенно, потому что накануне ударили дикие морозы, и мы с Пашей до самой ночи конопатили окно ватой. А оно под самый потолок, узкое и высоченное, конюшня-то наша с позапрошлого века, наверно, не чинена. Он подавал и объяснял, а я запихивала эту вату в щели, с табуретки на подоконнике, и клеила поверху газетные полоски. А потом я устала. А они, Паша с мамой, опять два раза меня будили, потому что спать им стало теплей после этой конопатки.

Так вот. Ставит мне двойку, первый раз почти за всё время моё в этой школе. Я даже не обиделась на неё, а просто удивилась очень, подумала, обозналась географичка. Подхожу после звонка, смотрю вопросительно так.

Она:

— Тебе чего, Калтанай?

Я:

— Я не Калтанай, а Коллонтай, та самая, между прочим.

Она:

— Какая самая? Чего, говорю, хотела, Коллонтай?

Я:

— Хотела, что я именно Коллонтай, а не Усышкина какая-нибудь или любая другая ошибка про меня.

И жду, как среагирует. Она бровки свои мелкие вздёргивает, страшно некрасиво и ужасно негармонично, и удивляется.

Говорит:

— И что с того, что Коллонтай?

Я тоже удивляюсь, причём без встречной позы, очень искренне.

Я:

— А вы что, на самом деле не знаете ничего, кто такая Коллонтай?

Она плечами идиотски так пожимает, глаза свои в потолок заводит беспричинно и отвечает, причём вижу, что не врёт.

Она:

— Понятия не имею. А при чём здесь твоя фамилия? Домашние задания учить надо, а не про фамилию мне свою чудную рассказывать.

Журнал под мышку и пошла.

Шуринька, ты такое вообще когда-нибудь могла себе представить? Эта дура, оказывается, вообще про нас ничего не знает, про нашу героическую семью. Деревенщина уродская. Она, наверно, только и знает, что Волга впадает в Каспийское море, да и то Максим Горький про это написал, а то бы и этого не узнала, бестолковщина. Если она про тебя никогда не слыхала, то тогда она, наверно, и Маркса с Энгельсом легко перепутает, и Клару Цеткин с Розой Люксембург, и Швецию с Норвегией. Ты, кстати, так и не написала, в какой стране нашим послом работала, в Швеции или в Норвегии? Мне одна девчонка про Мексику стала говорить, ей так папа её про тебя сказал, а ты мне вообще про неё никогда ничего не писала, про эту Мексику. Там жарко, обезьяны и кокосы?

Напишешь, бабушка?

А в комсорги я так и не пошла, хотя меня очень звали и намекали, что дело того стоит. Сказали, после школы можно будет по этой интересной линии пойти по жизни и дальше. Сначала в райкоме комсомола поработать, потом сделаться со временем инструктором, ну и дальше опять продвигаться. А мне смешно. С такой бабушкой буду я мелочиться потихоньку да полегоньку! Если честно, я понимаю, что ты просто не хочешь мне сейчас особенно ни в чём помогать, чтобы я выросла самостоятельным человеком, получила аттестат, пошла учиться и работать. И тогда ты вдруг объявишься и увидишь, как я умею обращаться с собственной судьбой, и заберёшь меня в свою жизнь и в свою квартиру: с белой ванной, с видом на кремлёвскую панораму и хрустальной вазой на крахмальном столе. А вокруг портреты твои висят, с Лениным рядом, со Сталиным, с разными президентами антигитлеровской коалиции и другими послами дружественных нам государств. А мама пускай с Пашей на Метростроевке живут, а то нам так тесно вместе, что просто ужас.