Научи меня

– Аврора, послушай меня! Это правда! Я не знал о тебе! Не знал пока Джейсон, мне все не рассказал! – я уже собиралась закрыть дверь перед его носом. – Я могу тебе доказать! – я замерла на полпути.

– Как?

– У меня есть письмо, которое она оставила мне тогда.

– Письмо?

– Да. Я хранил его все это время. Это все что у меня от нее осталось. Но теперь еще и ты, – Донован потянулся к внутреннему карману своего пиджака и достал оттуда очень старый и потрепанный конверт. – Вот, прочти. Осторожно только, оно состарилось вместе со мной.

Я была удивлена, что человек, который бросил нас, с таким трепетом и бережностью относиться к обычному старому письму.

Аккуратно взяв конверт, конверт и, развернув его, я достала письмо. Я не знала о чем прочту сейчас там, но знала, что это определенно изменит мою жизнь. Развернув письмо, я ахнула, когда узнала почерк моей мамы. Кое-где буквы расплылись от влаги, и поистерлись от старости, но это был точно ее почерк. Значит, это письмо, несомненно, было написано ее рукой.

Дорогой Питер!

Я пишу тебе это письмо, потому что никогда не смогла бы сказать тебе эти слова лично. Я тебя больше не люблю. Я встретила другого. Мы с тобой разные люди, у нас разные цели и разные дороги. Пожалуйста, не осуждай меня и пойми, сердцу не прикажешь. Ты самый прекрасный мужчина, но я не для тебя, а ты не для меня.

Будь счастлив! Твоя Фелиция.

Я перечитывала письмо снова и снова. Руки дрожали. Оно было такое короткое.

– Видишь подпись внизу?

Я покачала головой.

– Твоя Фелиция, – перечитала я снова.

– Тогда я понял, что Фелиция бросила меня не просто так. Кто будет писать прощальное письмо не любимому человеку, и подписывать его таким образом? Естественно я хотел все выяснить и искал твою маму много месяцев. Но она забрала все свои документы с университета и уехала в неизвестном направлении. Я так и не отыскал концов. Лишь теперь я понял, почему она так поступила. Фелиция всегда заботилась о других. Тогда моя карьера в хоккее только приобретала хоть какую-то перспективу. Я только попал в команду. Она думала, что своей беременностью поставит мою карьеру под удар. И может быть это бы так и было, но клянусь тебе Аврора, если бы я только знал о тебе. Я бы никогда вас не бросил, никогда бы не оставил ни тебя ни твою маму. Мне было бы плевать на карьеру. Я любил ее и люблю до сих пор.

Я больше не могла сдерживать слезы. Они полились ручьем по моим щекам, капая крупными каплями на письмо моей мамы. Возможно, она тоже плакала, когда писала его. Оттуда и расплывшиеся буквы. Я поняла, что все, что мама сделала, было из-за любви к этому человеку. Она знала, какой он талантливый хоккеист и не хотела разрушать его будущее. Я бы назвала это жертвенной любовью, но все же любовью. Мама пожертвовала слишком многим ради него, лишила отца дочери и дочери отца. А еще лишила и себя и Донована быть счастливой парой, быть вместе, стать семьей. Но я не буду судить ее. Она любила и таким образом доказала ему свою любовь.

Я все еще сжимала в руке письмо, когда огромные руки притянули меня к себе, и я уперлась носом в мощную грудную клетку. Донован крепко обнял меня. Я не сопротивлялась, просто потому что больше не хотела этого. Он никогда не был виноват, он никогда не оставлял меня и маму. Значит ли это, что теперь у меня появился отец?

– Дочка, – сказал Питер, поглаживая меня по волосам. Гарри называл меня так, когда бывал трезвым, но с уст Донована это звучала необычно и странно, но приятно.

Наши объятия прервал звук бьющихся друг об друга бутылок. Видимо проснулся Гарри. Я отстранилась от Донована.

– Мне пора идти, домой, – поспешно сказала я.

– Аврора, я вообще хотел, чтобы ты переехала ко мне. Теперь, когда я есть у тебя ты не можешь жить в этом доме. Я хочу, чтобы ты познакомилась с Сарой и Хейли.

– Ты же не думаешь, что теперь мы станем одной счастливой семьей? – посмотрела я на него изогнув бровь. Я была уверенна, что он ответит нет, но он молчал. Да неужели?

– Аврора, теперь у тебя есть отец. Я позабочусь о том, что бы у тебя все было.

– А кто позаботься о нем? О Гарри? Он тоже мой отец. Он растил меня с пяти лет.

– Но он же пьяница. Ты не можешь жить с пьяницей.

– Он просто скорбит. Он любил маму не меньше тебя, и он был рядом в отличии…, – я закусила губу. Последнее слово не вырвалось из моих губ, но вся фраза была предельна ясна. Питер нахмурил брови, и уголки его губ сползли вниз. – Прости, пожалуйста. Это не твоя вина и я знаю теперь. Я не хотела говорить это.

– Все в порядке Аврора, я понимаю. Гарри дорог тебе, значит, я помогу и ему. Его зависимость нужно лечить, ты же понимаешь? – я кивнула и сказала:

– Платить за лечение в центре реабилитации слишком дорого.