Научи меня летать

Дженифер отвернулась и устремилась вперед, еще быстрее заработав руками и ногами, не оглядываясь и не пытаясь узнать, сопровождает ли ее кто-нибудь. Не бег, а настоящий полет валькирии, божественной женщины-воительницы, забирающей в Валгаллу души убитых воинов. Вот сейчас и его загоняет до смерти, а потом тоже доставит прямо в рай для павших викингов, за пиршественный стол, в священную дружину Одина.

Он не мог отстать, когда ему бросили прямой вызов. Он даже не смог выругаться. Не смог плюнуть со злости. Не было сил, и рот совершенно пересох. Все, что он смог — это включить повышенную скорость в своей телесной коробке передач. Организм явно пошел вразнос, оставшись почти с пустым топливным баком и отваливающимися колесами.

Ему суждено погибнуть на этой марафонской трассе. Солдат должен драться до последнего и умереть красиво и достойно, на глазах своих боевых товарищей у прекрасных ног леди Дженифер Локсли. Она лично закроет своей недрогнувшей рукой его застывшие навечно глаза, в которых будет отражаться ее портрет. Она примет его последний вздох и последние слова: «Я любил тебя, Дженни». И, может быть, даже тайно всплакнет потом, когда этого не будут видеть другие. И каждый год в этот день она будет мысленно возлагать венок на его могилу на Арлингтонском кладбище для воинов, погибших в боях за Америку, свободу и мировую демократию.

В этот момент амазонка слегка повернула голову и, не сбавляя темпа, бросила на ходу:

— Не надо убиваться, чтобы что-то мне доказать. — Голос был столь же спокойным и ровным, как и в начале дистанции.

В ответ он смог только прохрипеть:

— Со мной все нормально.

— Ну, как хочешь.

Они пробежали еще одну милю, молча и сосредоточенно. Почему-то в этот момент вспомнилось, как он периодически предлагал ей передохнуть во время их пешего похода по лестнице в отеле. Какая наивность. И как ей было тогда смешно это слышать. Но, по крайней мере, он вел себя по отношению к ней как джентльмен. Проявлял гуманизм и милосердие. Чего не скажешь теперь о ней. Никакой взаимности и такта, никакого сострадания к лицам противоположного пола. Пришло время борьбы за права мужчины и человека.

Она вновь повернулась, чтобы увидеть то, что еще осталось от умирающего спутника.

— Ради бога, капитан, не упрямься. Ты плохо кончишь.

— Нет! — Каждое слово давалось ему с огромным трудом, вырываясь с хрипом из раскаленных легких.

Наверное, она специально втягивает его в беседу, чтобы окончательно сбить дыхание. Чтобы он задохнулся и потерял сознание. И тогда она отнесет его бездыханную агонизирующую тушку обратно на своих плечах, не замечая тяжести, также легко и грациозно, как бежала до сих пор. И горделиво сбросит как охотничий трофей к ногам его товарищей и коллег. Вот, мол, полюбуйтесь на то, что осталось от хваленого летчика-аса после небольшой совместной тренировки.

Наконец она замедлила бег и потом перешла на шаг. Затем повернула голову, и он увидел ее кристально чистые глаза редкого темно-синего цвета, цвета полуночного неба. Тогда ночью они были опалового оттенка, затуманенные страстью и вожделением.

— Ты просто не хочешь ни в чем уступить женщине. Не можешь подчиняться ее воле и признать ее преимущество. Ты просто грязная, мужская, шовинистическая свинья. Привыкшая смотреть на женщину как на шлюху, как на забаву в постели.

— Что ты сказала?

— Что слышал. Не можешь общаться с женщиной на равных?

— Могу. И я не свинья.

— Ха, еще какая. — Она с удовольствием еще раз процедила сквозь зубы: — Грязный, порочный и подлый хряк-шовинист. Пожиратель дамских сердец. Но мое сердце с фюзеляжа сотри.

Демонстративно повернувшись к нему спиной, Дженифер проделала ряд дыхательных упражнений и упражнений на релаксацию. Стивен в это время концентрировал усилия на том, чтобы не упасть замертво и хотя бы слегка отдышаться.

Видимо, попытка восстановить контроль над телом удалась. Появился даже некоторый интерес к жизни. Во всяком случае, он с удовлетворением заметил, что Дженифер расставила пошире ноги и начала делать наклоны вперед, касаясь ладонями земли. При каждом наклоне шорты пикантно натягивались на ягодицах, рельефно обрисовывая их красивые очертания. Руки просто сами по себе тянулись пощупать столь великолепное порождение природы.

То, что она делала в данный момент, можно было бы четко квалифицировать как сексуальную провокацию. Вначале женщины облачаются так, чтобы сразу привлечь мужской глаз, зафиксировать его на достопримечательностях фигуры, чтобы мгновенно сработали самые низменные, животные инстинкты. А потом жалуются, что к ним пристают на улице грубые мужланы. Ну как тут не пристать при виде столь пышного цветения плоти, причем в доступной близости? Все же не из железа сотворен человек и не из камня. Может, все-таки, слегка ущипнуть или погладить эту тугую, аппетитную выпуклость в знак примирения и будущих серьезных намерений?