Научи меня летать

Он избегал ходить на вторую половину крепости. Каждый раз, как становилось совсем невыносимо, он пробирался меж деревьями сада и замирал перед каменной плитой. Он не мог открыть эту дверь, потому что тогда, как в миг до смерти харнапта, увидел бы лишь пустоту. Плита оставалась недвижной, и Хин обманывал себя, повторяя раз за разом: «Я могу протянуть руку и постучать. Я так и сделаю — в следующий миг. Камень уйдёт в стену, как это не раз бывало, и на пороге появится он». Обман помогал успокоиться, и уан, кивнув древним Богам на прощание, поворачивался к страхам спиной.

В этот раз Хин не удержал и не опустил руку. Раздался знакомый гулкий вдох, темнота заклубилась в шаге от порога, приглашая и маня. Одезри вошёл в дважды покинутый храм, невольно улыбаясь и знакомой игре теней, и влажному стылому воздуху. Не осталось никаких следов: ни паутины на колоннах, ни гобелена или ваз в зале. Уан медленно поднялся на второй этаж, остановился у двери комнаты откровений, толкнул её и переступил порог, безотчётно надеясь увидеть у окна тонкую темноволосую фигуру. Только пылинки танцевали в солнечном свете.

Он осторожно притворил дверь, открыл другую и замер. В пустой комнате стоял знакомый клавесин, призрачно-серый. Хин долго смотрел на него, не моргая, словно инструмент мог исчезнуть, затем подошёл ближе, оставляя следы в пыли, покрывавшей пол. Лунная музыка зазвучала в памяти кружевом потревоженных серых хлопьев, опадавших вниз. Крышка инструмента, там, где уан провёл по ней рукавом, заиграла красками. Из забвения проступила картина, некогда заворожившая маленького мальчика.

Хин обернулся к стене, у которой прежде стоял контрабас, посмотрел на пятно света рядом с окном.

— Это тоже смерть, Келеф, — тихо выговорил он и долго молчал, прежде чем добавить тихо: — Я не хочу, чтобы так всё закончилось.

Пальцы сами потянулись к крышке клавесина, медленно приподняли её и едва не уронили, задрожав. На клавиатуре белел маленький лист пергамента для птичьей почты, четыре ровные строки иссиня-чёрных иероглифов морита бежали по нему. Хин впился в них глазами, перечитал дважды, трижды, вновь и вновь, вспоминая дорогое лицо и не в силах остановиться.

— Я не хочу, чтобы так всё закончилось, — повторил он, наконец, уверенно и спокойно.

Хотя горы очень высокие,
Они будут под твоими ногами.
Хотя волны очень большие,
Они будут под твоим кораблём.

Москва, декабрь 2007 — март 2008

Приложение

Перевод

Сказка звучала в моём

Сердце,
Я разбивал её на ноты,
Связывал слёзы её в песню
И продавал тем,
Кто платит дорого.

В муках, она призывала

К радости,
Если просили. Могла и к
Горести. Сказка лишилась
Своей святости,
Пыток не выдержав,
Обезумев от боли.

Долго плясала она,

Послушная,
Быстро погибла в неё вера.
Мёртвая и ко всему равнодушная,
Она всё прекрасней
В руках моих пела.

Меня не терзали её

Фантазии.
Я стал обычным,
Стал свободным.
Сотням дорог
Не жалко грязи,
И небесам
Не жалко Солнца.

Оригинал

Э иллаурэ-ти а-фээру,

Тайе мэа да веи,
Хёлело-ти вие на оллёкуи ё-са,
Дезмэо-ти вин оллёкуи а-кеве ин а-тисайе
Нь айя-ти ньё,
Та зоя-хе оллё нё.

Веи аурэ-ле о а-ана,

Веи аурэ-ле о а-аведа,
Ифе та хени эверайо-хе нё.
Фээру элльхар-ле а-аум,
Коёлли-ле е-тшелеэ оа,
Ниоме-ле ото а-шали нё.

Веи нерэи-ле

Оа-нейоталь оллё нё,
Оёа ин вие хел-ле кёме нё.
Фээру да хель нь саели,
Э мирэйю-ти вие
Люур-ле ёра нё.

Вие оллёкуи ийлоньо

Ниомэ-хе ша оа,
Э да вамэми нь нелелэй тет.
Оллёкуи уно
Медея-хе а-аведо оа,
Нь онге медея-же ё-Мун оа нна.