Научи меня летать

Келеф погладил червя по голове и поплыл прямо к Хину. Люди торопливо расступились, мальчишка тоже шарахнулся в сторону. Он не был уверен, что уан его узнает.

Червь встретился взглядом с рыжим упрямцем и, выгнув спину, неловко окликнул правителя на морите.

— Одезри-сиэ нна.

— А, — был равнодушный ответ. Маска повернулась к Хину анфас.

— Онге аведаь, Келеф-уан, — низко опустив голову, проговорил тот.

Сил'ан негромко рассмеялся.

— Иль деа альвеомир-тет е-маит ттэ. Нарэньсама. Улелао-тет ша даэебьах. Так, значит, ты теперь говоришь на морите? Ну и ну. Следуй за мной.

Хин повиновался.

— Я только учусь, — вежливо ответил он, стараясь не стучать зубами.

— А чему ещё ты учишься? — всё тем же странным новым тоном спросил Келеф.

Мальчишка открыл рот, чтобы ответить, но его перебил Хахманух, пришедший в себя, едва толпа людей скрылась за поворотом.

— Детёныш, да ты ведь замёрз совсем! — громко возмутился червь. — Что за пренебрежение к себе! Не мог теплее одеться? Говорил же я: приедет утром — а то ты не знаешь, как тут жарко в это время! Быстро — беги в крепость, ишь чего удумал. Ты бы ещё голышом вышел!

Хин зажмурился, чувствуя, как горит кожа на лице.

— Я не детёныш, — не слишком мужественным, тонким голосом возразил он. — Мне тринадцать лет. Через год я буду взрослым. Да я уже выше старейшины!

— Рост это, конечно, прямо-таки показатель ума и сознательности, — червь встопорщил гребень. — Ну-ка марш отсюда!

Мальчишка кашлянул и, вжав голову в плечи, побежал по двору.

— Вот ведь, — пожаловался Хахманух уану расслабленным тоном, но слишком уж оживлённо. — Нашёлся мне тоже «не детёныш». Всегда молодняк сначала торопится вырасти, а потом не знает, что делать с собой, и мечтает вернуться в детство.

Келеф молчал, и червь извернулся, заглядывая ему в лицо.

— Ты играешь, — сказал, наконец, Сил'ан ровным голосом.

— Ты тоже, — сам себя удивив, откликнулся лятх.

Уан, наконец, взглянул в его сторону.

— Да, наверное, — после долгой паузы согласился он. — Это пройдёт.

Червь хмыкнул с недоверием.

— Похоже, слухи добрались и сюда, — заключил Келеф.

— Какие? О том маге — как его?

— Лье-Кьи.

— Чудное имя, — на этот раз лятх хмыкнул неодобрительно.

— О, дело, конечно, только в имени, — раздражённо подхватил уан. — Предубеждение тут ни при чём, не так ли?

— Предубеждение? — червь свил тело в тугую пружину. — Милый мой, не влюбился ли ты? Что тебе застило зрение? Этот человек идёт по головам!

— Он знает, чего хочет, и он этого добьётся.

— А я знаю, — Хахманух выскочил вперёд и преградил Сил'ан путь, — что твой круг общения резко изменился. И с изгнанием это не связано — прежние знакомцы не отвернулись от тебя, но ты отвернулся от них. А о твоих новых приятелях я не могу сказать ничего хорошего. Каждый из них способен всадить нож тебе в спину — ты другой, в тебе нет коварства: нет и не будет. Не такова твоя природа!

— Моя природа? — делано изумился Келеф, усмехнулся, качнул головой. — О да, конечно. Жаль, тебя не было в комнате при первом разговоре с Парва-уаном. Природа, подумать только, — он вдруг рассмеялся.

Червь настороженно переступил на месте.

— Я одно хочу сказать, — тихо пробормотал он, — ты выбрал зыбкую дорожку. Понимаю, изображать в Лете борьбу за власть — это фарс, но так нужно. Да и скоро всё закончится. Но зачем тебе понадобилось затевать такие игры в Весне?

Сил'ан медленно опустил ресницы.

— Потому что я могу в них играть, Хахманух, — ровно сказал он.

Червь прижал гребень.

— Это не повод губить свою жизнь. Ты понимаешь, что туда повернуть — легко, а вот назад вернуться…

— Я понимаю, — перебил его уан. — Кажется, ты не понимаешь: либо играю я, либо играют мной.

— Так в Лете…

— Уж конечно, в Весне всё иначе, — иронично согласился Сил'ан, помолчал, открыл глаза. — Оказалось, что и у меня есть амбиции.

Червь насупился.

— Всё равно. В тебе слишком много хорошего, и кто-то погреет на этом руки.

Келеф ловко обогнул кольчатое тело и поплыл дальше. Лятх поспешил за ним, изо всех сил стараясь говорить убедительно:

— Подумай: это ли не хуже всякой игры — отказаться от себя? Тебе нужны власть и слава? Как бы не так! Совсем другое — забота, нежность, доверие.

— О да, — ядовито молвило изящное существо. — Все вокруг только и жаждут окружить меня ими. Нет, Хахманух, лучше балоп в руках, чем воргус[18] в небе. По-крайней мере, я верну себе прежнее положение в кёкьё.

— Как же надежда? — тихо и грустно спросил червь.

Сил'ан бросил на него изумлённый взгляд, а потом улыбчиво прищурился.

Каменная плита откатилась в сторону, и наружу вырвались звуки: шлёпанье лап, стук когтей, гул встревоженных голосов. Потом один — человеческий — громко шепнул: «Тшшш», и всё стихло. Келеф озадаченно хмыкнул и медленно поплыл вперёд. Хахманух вышагивал рядом с ним и, похоже, был посвящён в нелепую затею — он быстро забыл о разговоре снаружи и лучился довольством.

В коридоре у лестницы зачем-то стоял клавесин.

— Мы э-э, — негромко предупредил червь, — кое-что поменяли в зале. Так, слегка.

Сил'ан нахмурился под маской, не слишком довольный новостью и небрежным обращением с инструментом.