Научи меня летать

Он избегал ходить на вторую половину крепости. Каждый раз, как становилось совсем невыносимо, он пробирался меж деревьями сада и замирал перед каменной плитой. Он не мог открыть эту дверь, потому что тогда, как в миг до смерти харнапта, увидел бы лишь пустоту. Плита оставалась недвижной, и Хин обманывал себя, повторяя раз за разом: "Я могу протянуть руку и постучать. Я так и сделаю - в следующий миг. Камень уйдёт в стену, как это не раз бывало, и на пороге появится он". Обман помогал успокоиться, и уан, кивнув древним Богам на прощание, поворачивался к страхам спиной.

В этот раз Хин не удержал и не опустил руку. Раздался знакомый гулкий вдох, темнота заклубилась в шаге от порога, приглашая и маня. Одезри вошёл в дважды покинутый храм, невольно улыбаясь и знакомой игре теней, и влажному стылому воздуху. Не осталось никаких следов: ни паутины на колоннах, ни гобелена или ваз в зале. Уан медленно поднялся на второй этаж, остановился у двери комнаты откровений, толкнул её и переступил порог, безотчётно надеясь увидеть у окна тонкую темноволосую фигуру. Только пылинки танцевали в солнечном свете.

Он осторожно притворил дверь, открыл другую и замер. В пустой комнате стоял знакомый клавесин, призрачно-серый. Хин долго смотрел на него, не моргая, словно инструмент мог исчезнуть, затем подошёл ближе, оставляя следы в пыли, покрывавшей пол. Лунная музыка зазвучала в памяти кружевом потревоженных серых хлопьев, опадавших вниз. Крышка инструмента, там, где уан провёл по ней рукавом, заиграла красками. Из забвения проступила картина, некогда заворожившая маленького мальчика.

Хин обернулся к стене, у которой прежде стоял контрабас, посмотрел на пятно света рядом с окном.

- Это тоже смерть, Келеф, - тихо выговорил он и долго молчал, прежде чем добавить тихо: - Я не хочу, чтобы так всё закончилось.

Пальцы сами потянулись к крышке клавесина, медленно приподняли её и едва не уронили, задрожав. На клавиатуре белел маленький лист пергамента для птичьей почты, четыре ровные строки иссиня-чёрных иероглифов морита бежали по нему. Хин впился в них глазами, перечитал дважды, трижды, вновь и вновь, вспоминая дорогое лицо и не в силах остановиться.

- Я не хочу, чтобы так всё закончилось, - повторил он, наконец, уверенно и спокойно.

Хотя горы очень высокие,

Они будут под твоими ногами.

Хотя волны очень большие,

Они будут под твоим кораблём.

Москва, декабрь 2007 - март 2008