Научи меня любить

Заметив вдруг на траве какой-то светлый прямоугольник, он наклонился, взял в руки, поднял… Вспомнил книгу, которую она отложила в строну, доставая из пакета провизию. При свете одной лишь луны с трудом различая буквы, прочитал: Анна Ахматова. Избранное.

Даже не удивился — показалось естественным, что она, эта девушка, которая ему только что снилась, читает то же самое, что читал когда-то Лексин. Кто знает, может быть, и Лексин тоже ему приснился?

Вернулся в машину, включил мутную лампочку на потолке, открыл наугад…

— Останови! Останови машину, сейчас же!

— Успокойся, прошу тебя… Прошу тебя, пожалуйста, Ирочка…

— Ни черта я тебе никакая не Ирочка! Останови машину, я не просила меня никуда вести!

— Да, я понимаю… Нам надо поговорить, все выяснить, разобраться во всем наконец. Нам давно пора…

— Черт! — выругалась она и стукнула сжатыми в кулаки пальцами по передней панели. — Ну почему все так?!

Теперь уже было совершено понятно: он не остановится. А если и остановится, она уже никуда не выйдет из машины. Слишком далеко они уехали…

— Послушай, Андрей, — она попыталась успокоиться и успокоить его, на сколько это было возможно. — Прошу тебя… Там, на дороге, остался человек. Один мой знакомый. У него сломалась машина, ему нужно как-то добраться до города. Давай вернемся и поможем ему.

— У меня нет троса, — ответил он почти безразлично. — Что за знакомый?

— Какая тебе разница…

Она знала, что трос у него есть. Не то чтобы видела своими глазами этот чертов трос в багажнике, но почему-то ни минуты не сомневалась в том, что он есть.

Ирина притихла. Ей больше не хотелось уже его ни в чем убеждать, просить о чем-то. «Как с вещью, — в который раз уже пронеслось в голове избитое сравнение. — Он обращается со мной, как с вещью. Захотел — и поехал, и даже не спросил, хочу ли я с ним ехать…»

— Ты что, так и проторчала все это время на дороге?

— Не на дороге. Мы на обочине сидели. Бутерброды ели, музыку слушали…

— Да кто это — мы?

— Какая тебе разница…

— Большая. Я хочу знать, с кем ты провела время…

Она даже засмеялась. Но не тем беззаботным смехом, которым смеялась весь день — почти новым, почти забытым — а тем, другим, привычным уже для нее, горьким смехом.

— Послушай, это смешно. Сначала ты выкидываешь меня из машины, а потом требуешь, чтобы я отчитывалась перед тобой, с кем и как я провела время…

— Я тебя не выкидывал. Я кассету твою дурацкую выкинул и пакет твой…

— Все равно — отчитываться перед тобой я не намерена.

— Ах, вот как мы заговорили… Эх, Ирка! Ну почему ты такая, а?

— Какая?

— Сама ведь не понимаешь — чего тебе надо. Вот скажи сейчас, скажи, не раздумывая — чего ты хочешь?

— Я хочу вернуться обратно и помочь человеку добраться до города. Я ему обещала…

— Да что ты заладила — помочь, помочь! Говорю тебе — нет у меня троса! На своем горбу, что ли, тащить этого твоего человека прикажешь?

— Ты спросил, чего я хочу. Я ответила, Андрей.

— Я не об этом спрашивал тебя. Я спрашивал — чего ты хочешь от жизни.

— Жить, — ответила она. — Жить и радоваться ей, этой жизни. Хотя бы иногда.

— И что, не получается?

«Сегодня — как раз получилось», — мелькнула мысль, но вслух высказывать ее она не стала. Ответила неопределенно:

— Не всегда.

— Тогда скажи, что я должен сделать? Что я должен сделать, чтобы ты могла радоваться жизни?

«Исчезнуть из нее», — снова возникла предательская мысль, и снова Ирина промолчала.

— Молчишь… Молчишь, потому что не знаешь, чего ты хочешь. А если ты сама не знаешь, скажи, откуда мне это знать, а?

«Баклажан, — поток бессвязных мыслей продолжался. — Девятка цвета „баклажан“… Я даже номера не запомнила. Да мало ли по городу этих „баклажанов“ ездит? Безнадежно… Господи, почему же все так безнадежно?!»

От досады она снова чуть было не ударила кулаком по панели.

— … я хочу, чтобы у нас все было нормально. Как у людей…

— О чем ты? У каких людей?

— У нормальных, обыкновенных людей, Ирка. Я устал от твоих бесконечных приступов меланхолии, я не могу к ним приспособиться, я не понимаю их природы. Ты вся — как стихийное бедствие, ты всегда настолько внезапная…

Она с некоторым удивлением прислушивалась к его словам. За шесть лет ей впервые доводилось слышать подобное.

— А я хочу определенности. Я хочу, чтобы все было понятно и просто. Я устал от бесконечно преследующего меня ощущения, будто ты от меня ускользаешь. Будто я теряю тебя… А я не хочу тебя терять, Ирка.

Она вдруг вспомнила о том, над чем задумывалась еще утром: что-то в нем изменилось. И только в этот момент вдруг отчетливо осознала, что: он на самом деле боится ее потерять. Панически боится… Этот страх появился совсем недавно. Этой ночью, той самой ночью, когда оба они не спали, и, находясь в разных концах города, думали друг о друге. «Только почему, — в который раз подумала она, — почему именно теперь, именно сейчас — этот страх? Раньше он был абсолютно спокоен на мой счет и даже не задумывался о том, что меня, оказывается, можно потерять… Странно!»