— Ну так пей вместе со мной, в чем проблема, может, ты боишься опьянеть и проболтаться?
— Проболтаться о чем? — настороженно спросил Николай.
— Например, о своей девочке, которая уже столько времени не дает тебе покоя.
— Я и так все могу рассказать, мне для этого не обязательно напиваться, — нервно произнес Николай, — вот послушай, Руби. Она как будто в печенках у меня сидит, да, — Николай заговорил еще быстрее, — сидит у меня внутри, как непереваренный кусок пищи. Я все время ее чувствую, даже во сне мне нет от нее покоя. Когда я ее вижу, она приводит меня в бешенство, когда не вижу — тоже…
— Бедный малыш Ники, да ты просто влюбился!
— И что же мне теперь делать? — беспомощно спросил Николай.
— Пойти и утопиться, — хрипло засмеялась Руби. — Он меня спрашивает, что ему делать? Подумать только! Радоваться надо, а не поднимать панику. Давай-ка лучше выпьем за это. И себе тоже наливай, не бойся опьянеть, пока ты тут, со своей старухой Руби, тебе нечего бояться.
Николай с обреченным видом опрокинул себе в рот почти полный стакан виски. Покачиваясь, он подошел к сидящей женщине и опустился у ее ног на толстый ворс ковра. Он положил голову на ее широкие колени, и она привычным движением тронула светлые пряди.
— Не переживай, малыш. Все в порядке. Все красивые мальчики рано или поздно влюбляются в красивых девочек. Вот и с тобой это случилось. К тому же ты уже давно не мальчик, да и не первая же она у тебя в конце-то концов.
— Да, но раньше женщины так не выбивали меня из колеи… Разве только Саманта.
— Не напоминай мне эту ненормальную! Ненавижу истеричек. Уверена, когда она сидела с головой в духовке, то представляла себе, как ты будешь рыдать на ее похоронах. Знаешь что, мой милый, послушайся свою мамочку Руби и женись-ка на этой Лизе. Хватит тебе дурака валять.
— Жениться? — спросил Николай, не отрывая головы от колен Руби. — Ты думаешь, мне надо жениться? А как же ты?
— Я! — женщина резко поднялась с дивана, отбросив Николая как ненужную вещь. Покачиваясь полным телом, она подошла к выключателю.
Старинная хрустальная лампа с пыльными подвесками осветила небольшую квадратную комнату, почти без мебели. Лишь широкий диван, обитый синим бархатом, низкий журнальный столик красного дерева и большое зеркало в резной деревянной раме, покрытое налетом пыли. Руби встала напротив мутного овала и стала медленно расстегивать множество мелких пуговок на свободной блузе из черного шелка.
— Что ты делаешь? — Николай встревоженно наблюдал за ней.
Не обращая на него внимания, женщина продолжала избавляться от одежды. Через пару минут она стояла в лужице тускло блестевшего шелка. Желтый электрический свет безжалостно ложился на ее широкие вялые груди, мягкий обвисший живот, ноги с отекшими икрами.
— Ники, посмотри на меня, посмотри на меня хорошенько. Ведь неспроста ты избегаешь заниматься со мной любовью при свете. Видишь, что время сделало со мной. Но я отношусь к этому спокойно. Ведь когда мы познакомились, ты был младше, чем мой сын теперь. Сколько это может продолжаться? Зачем тебе старая толстая креолка?
— Руби, не говори так! — взмолился Николай. — Я бы пропал без тебя.
— Ты говоришь это по привычке. Конечно, когда мы только познакомились, ты был нервным шестнадцатилетним мальчишкой, а я — молодой красавицей. Тебе нужна была женщина, а мне нравились твои влюбленные взгляды. Да и любой бы понравилось, когда ее так боготворят. Помню, ты говорил, что я была похожа на твою мать. Хотя что может быть общего у внучки негра с кофейной плантации и русской дворянки? Ах да, мы пользовались одними и теми же духами! Запахи — великая сила, способная покорить любого мужчину. Я, конечно, не знаток психоанализа, но любой из этих ученых-очкариков с дипломами на стенке, сказал бы тебе, что ты связался с женщиной, почти вдвое старше тебя, потому что рано лишился матери. Да я сама рада была, Ники, заменить тебе мамочку, но сколько же можно… Пусть лучше мой Роберто совращает малолетних, чем связываться со старыми тетками. Это же болото, видишь, как тебя засосало. — Руби начала одеваться, гораздо медленнее, чем сбрасывала с себя одежду. — Зачем тебе старуха с обвислыми сиськами, — она вплотную подошла к Николаю, который сидел на полу, прислонившись спиной к дивану, и растерянно вертел в ладони пустой бокал. — Не лучше ли девочка с твердой попкой и острыми грудками, ну-ка расскажи мне, какие у нее они? Давай, не стесняйся, я же никогда тебя не ревновала, наоборот, мне приятно будет отдать тебя в хорошие руки.
— Прекрати! — Николай обхватил ладонями ее пухлые смуглые колени. — Иди сюда.
По лицу Руби пробежала легкая улыбка, смесь жалости и торжества одновременно.
Через полчаса Николай лежал, уткнувшись как в подушку в ее смуглое плечо. Руби опять небрежно курила, а другой рукой перебирала его спутанные волосы.
— Ничего, Ники, не переживай, все как-нибудь утрясется, надо же тебе когда-нибудь повзрослеть.
— Она сказала, что я неживой, что я кукла, робот, — глухим голосом произнес Николай.