Научи меня любить

Аглая, посидев в тишине несколько секунд, встала и ушла в гостиную. Павел, казалось, даже не услышал этого.

Глава 26

Аглая понимала, что у Павла случилось что-то еще за эти последние дни. И случилось нечто страшное. Что может быть страшнее смерти близкого тебе человека?

Впрочем, Павел сказал, что с Ритой их связывала только Ариша. Значит, случилось что-то еще, и буквально только что. Не просто так он улетал в командировку, оставив дочь даже не на бабушку с дедушкой, а на няню, нанятую совсем недавно.

Этот сидящий сейчас на ее кухне мужчина выглядел очень уставшим, хоть он и сдерживал изо всех сил зевоту. Да, сегодня он не был похож на того Павла Кострова, которого она знала и на которого злилась всей душой. Злилась и незаметно для себя влюбилась, как оказалось. Спасибо подруге Ольге, которая расставила все по своим местам.

Этот Павел все еще оставался тем мужчиной, который не будет всем подряд рассказывать о своих бедах. Этот мужчина определенно не был нытиком, он привык сам решать все свои проблемы.

В жизни и в бизнесе – да, но не в делах любовных, как оказалось. А Аглая только сейчас и вдруг поняла, что этот мужчина просто не умеет, не привык говорить о своих чувствах. Его подарки, которые она даже не открывала, его шикарные цветы – это все то, на что обычно ведутся женщины, которые роем вьются около него. Женщины, любовь которых можно купить.

Он и покупал. Как он там говорил? «Все имеет свою цену» – кажется, так.

Аглая тоже имела, но только ее ценой оказались слезы маленькой девочки, проплакавшей у нее вчера вечером свое горе и тоску по умершей маме. Они так и уснули с Аришей в обнимку на ее кровати. Всю ночь Аглаю обнимали детские ручки, она не спала половину ночи, потому что стоило ей только начать поворачиваться, как Ариша, просыпалась, звала маму и цеплялась за пижаму Аглаи.

Она гладила ее по головке и целовала ее в лобик, в макушку, в кудряшки и шептала девочке:

– Я здесь, моя хорошая, здесь. Спи, моя девочка. Я не уйду!

Ариша расцепила кулачки только под утро, и Аглая провалилась в сон. Проснулась она без будильника. Проснулась, потому что привыкла просыпаться в одно и то же время. К тому же, она помнила, что утром прилетит Павел. В парикмахерскую, как Ксения, она, конечно, не пойдет, но принять душ и, по возможности, не выглядеть пандой с синяками под глазами – это она может. Душ и мытье головы всегда помогали Аглае выглядеть хорошо. Спасло ее это и в этот раз. Она как раз закончила сушить волосы, когда ей позвонил Павел.

Она встретила его на пороге своей квартиры, а встретившись с ним взглядом, поняла, что у него что-то случилось.

Аглая решила, что если получится, то она спросит его об этом, но позже. А потом поняла, что не имеет она права задавать Павлу такие вопросы, он и близко не был похож на ее бывшего мужа, любящего за ужином рассказать о своих проблемах. О! Вот Анатолий любил обсудить это. Придать себе этим значимости в глазах жены и матери.

Не расскажет ей Павел ничего, не в его это правилах. К тому же, Павел, допивая чай, начал отчаянно зевать. Пытался сдерживать зевки, но усталость брала свое, поев и выпив горячего чаю любой бы расслабился и уснул вот так, сидя за столом.

О том, что у него случилось, Аглая не могла даже догадываться. А он сам никогда не расскажет ей об этом. Это только его проблемы, к тому же, он их уже решил. Не о чем больше говорить. Закрыли тему.

Эти последние несколько дней были для Павла сложными.

Новая разработка только-только вошла в нужный режим работы и начала оправдывать вложенные в нее средства. Месторождение оказалось богатым, они даже уже продали первые алмазы, добытые там, и вдруг прилетело, откуда, как говорится, не ждали: на них «наехали» местные. Не то бандиты, не то бизнесмены.

Павлу об этом успел сообщить директор шахты. Позвонил и быстрым, четким речитативом наговорил информацию. И Павел, прихватив верного Кирилла и еще шестерых ребят, поехал разбираться. Они ехали своим ходом, на своих машинах. С собой они везли то, с чем в самолет не пускают. Директор успел сказать имена тех, кто наезжает, то, сколько их, и то, что грозили они ему совсем не рогатками.

Все три дня, что они там были, Павлу казалось, что он попал в прошлое. Точнее, в один конкретный промежуток времени из юности его отца.

В город въехали не все сразу, понимали, что три больших машины с номерами чужого региона, передвигающиеся почти колонной, одна за другой, неизбежно привлекут внимание. Две машины остались на въезде в город, а Павел с Кириллом и с двумя парнями поехали в больницу к директору.

Почему туда, а не на шахту? Потому, что уже на подъезде к месту ему позвонили с телефона Федора, и незнакомый мужчина, представившись врачом, сказал:

– Павел Андреич, не в моих правилах совать свой нос в чужие дела, но прежде, чем Вы поедете на шахту, заезжайте в больницу. Спросите главврача, это я. Поверьте, мне есть, что Вам сказать.

– Хорошо. Я Вас понял!

Своего директора они не застали живым. Мужчина умер на столе хирурга, умер от многочисленных ран.