Научи меня желать (СИ)

– Понимаете, – пробормотала Леора, – у меня иногда бывают… сны. Нет, я им не верю, конечно, не думайте. Ведь будущее открывается только пророкам или сумасшедшим, – Недил нервно хихикнула, – а я точно не первая, и, надеюсь, не вторая, но…

– Расскажите. Я же знаю вашу тайну, – король так сжал её пальцы, что суставы хрустнули. Кажется, не покалеченной ей из замка точно не уйти. – Просто расскажите. Вот увидите, сразу станет легче.

– Я видела… – Кадет запнулась, потому что в горле запершило, а язык вдруг стал сухим, цепляющим, как у кошки. – Я видела огонь. Всё горело, буквально всё, даже небо. Люди бежали от пламени, но им некуда было деваться. Они… они горели!

– И что это был за огонь? – мягко уточнил Эрих.

– Вы, ваше величество, – быстро и искоса глядя на принца, не сразу ответила Леора. – Вы были пламенем.

– Но он же потом погас?

– Нет. Я видела вас на троне. На троне из тел, из трупов, – Недил передёрнула плечами. Ей же самой придуманные слова, сказанные вслух, прозвучали неожиданно жутковато. – Люди истекали кровью. Целые реки крови. Они текли, текли и огонь! Это было ужасно! А ещё те тела… трупы… говорили.

– И что же? – почти шёпотом спросил его величество.

– Простите меня, – Леора снова всхлипнула. – Но они проклинали вас. Говорили, что вам гореть в царстве Левого, как сами сейчас горят.

– Это всё? – тон принца, выпустившего её руку, мог поспорить сухостью со всеми полями за стеной.

– Н-нет, – ещё ниже опустив голову, проблеяла Недил, стараясь понезаметнее отереть взопревшие ладони о юбку. – Потом вы отбросили меч, хлопнули в ладоши и всё пропало. То есть осталось поле и рожь, высокая, густая, я такой никогда не видела. Ещё был закат – золотой-золотой. И вы шли навстречу солнцу, а над вашей головой сиял нимб. Тут с неба появился луч. Вы стояли в нём и были... Вы были таким прекрасным, ваше величество!

– И что это значит? – протянул явно озадаченный Эрих.

– Я не знаю, – мяукнула Леора, судорожно соображая, не переборщила ли она с аллюзиями.

Ведь эти господа простые, как древко! Им, видишь ли, женщина не влюблена, пока в постель не прыгнула, до аналогий ли тут!

Да, кстати, про влюблённость бы не забыть.

– Простите меня, ваше величество, я не хотела вас расстраивать, – Недил для надёжности ещё разок шмыгнула носом. – Понимаю, это всего лишь сон. Но я очень испугалась за вас, потому что…

– Что, леди Леореса? – рассеянно переспросил король, откровенно думая о чём-то своём.

Вовремя, все дьяволы преисподни! Кадет сжала кулаки так, что ногти впились в мякоть ладоней. Оказывается, нести пророческий бред гораздо сложнее, чем в открытую врать. Хотя и то и другое враньё, только одно настоящее, а другое всего лишь сказка, вроде тех, что она сестрёнке рассказывала. А ведь солгать надо убедительно, что бы поверил. А лучше самой поверить.

– Потому что я…

– Я тебя слушаю.

Левый всё побери!

Ведь однажды она уже хотела это сказать, так какая разница? Этот или тот, кажущийся огромным в своей начищенной до зеркального блеска, но слегка подкопчённой кирасе. Тот, кто откинув волосы с лица, небрежно швырнул кому-то ещё дымящийся пистолет. Тот, не давший ей смотреть на страшное, человек с глазами точь-в-точь как у кухаркиного кота, сказавший, что четырнадцать лет – это неплохо.

И тут Недил примерещилось совсем другое. Даже не примерещилось – кадет будто это снова увидела, хоть и зажмурилась до новых слёз: как она проходит мимо кресла, а маркграф ловит её руку, останавливая. Он молчит, глядя куда-то вниз, себе под ноги. Может, на пустую бутылку, касающуюся горлышком его босой ноги? Или на собственные пальцы, придерживающие струны, словно затыкая, цыганской гитары?

Что-то он тогда всё-таки сказал. Вроде бы: «Какой бред» – или очень похожее. Ещё спокойной ночи пожелал. Впрочем, Редиш всегда был вежлив.

«О чём ещё бывают песни? О любви, естественно» – голос насмешливый, вот только он словно не над ней, Леорой, издевался, и уж, конечно, не над песней.

И ещё тогда, после ранения. И в коридоре министерства. И у старой конюшни. И на ужине в его доме – одного на двоих. И поездки в лагерь туманным сонным утрам, когда спать, кажется, хочется больше всего – тоже одной на двоих. И его фехтовальные тренировки, когда она сидела в углу зала. И когда он, скучая, снова брал гитару. Смотрел в полный стакан вина, будто надеясь увидеть там правду. И просил снять головную боль – они оба привыкли, такой ритуал перед завтраком, заменяющий молитву. И…

Так много. Так мало.

– Так что ты хотела сказать? – поторопил Эрих.

– Я люблю тебя, – выдохнула Недил, жмурясь до зеленоватых кругов под закрытыми веками. – Всегда любила. И настоящего и придуманного. Только настоящего любить сложно. Но, может, я справлюсь?

– Тогда зачем? – услышала она после слишком долгой, чересчур уж растянувшейся паузы. – Если это так сложно?

Кто это спросил? Эрих? Редиш?

– Потому что Отец два раза такое не предлагает.

– Наверное, не стоит даже и один-то принимать.

– Наверное. Но нельзя отказываться от себя. Это всё равно, что руку отрубить, потому что она помешать может.