Я прижал его крепче к себе и понес на кухню. Галина Анатольевна стряпала что-то возле плиты. Заметив нас, она бросила все.
– Ох, мой мальчик, – воскликнула она, забирая брата из моих рук. – Дай посмотрю.
Женщина усадила ребенка на барный стул и повернула его лицо ближе к свету.
– Дим, принеси аптечку, пожалуйста, – попросила она, не отрываясь взглядом от раны.
Рома уже не плакал и сидел смирно, пользуясь тем, что ему уделили внимание.
– Думаю, шить не надо, – обратился я к ней. – Рана неглубокая.
– Да, – согласилась она. – Я просто обработаю ее и заклею пластырем.
Брат слегка поежился, когда перекись попала на порез.
– Обо что ты так ударился, Ром? – спросила она.
Я молча хлопнул по огромной металлической бляхе на своем ремне. Галина Анатольевна вздернула бровь и повернулась обратно к брату.
– Ты опять бегал в доме? – пробормотала она, неодобрительно качая головой. – Ром, ты же знаешь, что твой папа не позволяет таких вещей. Тебе улицы мало?
– Где мой мяч? – спросил брат.
– Он был у тебя в руках, когда мы столкнулись? – спросил я. – Наверное, в коридоре.
Я вернулся к месту столкновения и поднял резиновый мячик, который откатился в самый угол. Тут позади меня двери открылись, и появились люди, выходящие из кабинета моего отца. Они продолжали что-то горячо обсуждать, но я не понимал смысла их споров. Мне казалось, что вся их дискуссия состояла только из матерных слов. Встретившись со мной взглядом, отец с презрением сузил глаза и отстал от других. Он подошел ко мне и взглянул на мяч в моих руках.
– Какого черта он здесь делает? Твой брат забыл, что его игрушки не должны покидать своей комнаты?
– Наверное, он шел на улицу, когда столкнулся со мной, – попытался я восстановить хронологию событий в своей голове.
Рома даже в свои четыре года знал, как отец бывает строг, когда его приказы нарушают. Брат не мог играть в мяч в доме.
– П-пап, вообще-то, я хотел тебе кое-что сказать…