Научите меня стрелять

Они с Бильбо ушли на прогулку, а я – на кухню, где после вчерашнего ужина еще оставалась курица сациви. Когда Пашка вернулся, я подогрела курицу и собрала на стол. Пашка налег на сациви и прикончил бы, если б я не успела стащить у него из тарелки кусок белого мяса. Егоров схватил меня за руку и с набитым ртом возмутился:

– Что такое?

– Эгоист ты Пашка, это мое.

– Женщины не едят курицу утром.

– Я ем курицу утром.

– Смотри, как Элеонора готовит, и почему не она моя соседка?

– Это не Элеонора приготовила.

– Ты?!

– Нет, это Шалва. Жаль, не он мой сосед.

Егоров прожевал, собрал хлебом остатки соуса с тарелки, после чего заявил:

– Знал бы, что это твой винодел готовил, не притронулся бы к курице.

Сборы были недолгими, сумка через двадцать минут стояла у порога, и я постучала в дверь, за которой спали Эля с Мишкой. Кутаясь в спортивную куртку, Матюшина выглянула в коридор.

– Эля, мы уезжаем. Соберешься назад, позвони, встречу.

– Слушай, Кать, я с вами. Мне давно надо быть дома, так что подождите, я мигом соберусь.

Я вернулась на кухню, присела к столу и вспомнила о Шалве. Никуда не годится уехать и не проститься с ним. Воровато оглянувшись, я, прихватив телефон, зашла с ним в ванную, открыла воду и набрала Шалву Гургеновича.

– Я уезжаю, звоню попрощаться, – сказала я гостю из солнечной Грузии. Голос у меня дрогнул, на глаза навернулись слезы. Стресс сделал меня слишком чувствительной.

– Кето, – нежно позвал он меня, – не надо ехать с ним. Он тебя не может беречь.

– Шалва, я не обувь, я сама буду себя беречь. И еще я хотела сказать, что буду тебя вспоминать.

– Правда?

– Правда.

На сердце стало пусто, прощаться с виноделом с каждым разом становилось все труднее.

– Шалва, – попросила я, – звони мне иногда, хорошо?

– Куда?

– На этот номер. Я буду ждать.

– Кето, слушай, Кето, – заторопился Шалва, – я люблю тебя. Я тебя буду помнить всю жизнь. Целую тебя весь.

И я все-таки разревелась. Ну не виновата я, что Шалва Гургенович оказался хорошим человеком!

– Кать, ты где? – позвал Егоров, и, смахнув слезы, я вышла из ванной.

Пашка выстрелил по мне взглядом, поймал мою руку с телефоном и ухмыльнулся, но от комментариев воздержался. Настроение у Егорова сделалось отвратительным, он ко всему начал цепляться, спорить по каждому пустяку и придираться.

Элеонора складывала сумку на кухне. Когда она уже застегнула молнию, я увидела на столе какой-то сверток.

– Эля, ты забыла, – показала я на сверток.

– Это твое.

– Что это?

Я развернула пакет, вытащила из него еще один, он оказался с долларами.

– Откуда это?

– Это Шалва с карточки снял, еще вчера, когда тебя искали. Он принес мне деньги и сказал, что отдаст все, лишь бы с тобой ничего не случилось.

– А кейсы?

– А кейсы стоят у порога. Что будем с ними делать?

Я вышла в прихожую и вернулась на кухню, неся два черных кейса. Только открыв каждый, я смогла понять, где какие деньги.

– Давай эти, – я кивнула на пакет и на содержимое одного из кейсов, – разделим, а те, что в другом, оставим, пока не придумаем, во что их вложить. Сейчас умные люди как раз покупают недвижимость.

Матюшина внимательно слушала и кивала:

– Чтобы купить что-то ненужное, надо продать что-то ненужное.

Потом она принесла еще какие-то пачки:

– Это то, что давал мне Гошка, помнишь? Он брал задаток у Шалвы и у тех, в порту. А это за домик.

Мы с Элеонорой сели пересчитывать деньги. Несколько раз сбивались и начинали заново. Разделив все поровну, сложили каждая свою кучу, переглянулись и повеселели.

– Что-нибудь придумаем, – пообещала я подруге, укладывая пачки на дно дорожной сумки Мишка с Павлом совещались. Решено было вывезти меня из Краснодара в Пашкиных «жигулях». Белый должен был сесть за руль «Оки». За городом мы планировали сделать остановку, чтобы я пересела в «Оку», не привлекая внимания случайных свидетелей, и спокойно доехала до родного города.

Наконец все расселись по машинам и тронулись в путь. Элеонора ехала с Белым в «Оке», Пашкина «девятка» со мной и Бильбо следовала за ними.

Выехав за город, машины встали недалеко от поста ГИБДД, чтобы гаишники помогли Михаилу добраться до города, подсадив его в какую-нибудь попутку. Белый прощался с Элеонорой. Прощание длилось уже час, на часах был полдень, когда Мишка вышел из моей машины, румянца на его щеках как не бывало, он выглядел постаревшим и уставшим.

– Что ты ему сказала? – сев за руль, накинулась я на подругу.

– Что ничего у нас не получится.

– Почему это?

– Потому что у меня вообще ничего никогда ни с кем не получится. – И Элеонора горько заплакала.

– Ненормальная. – Я сдала назад, догнала Мишку и затормозила прямо перед ним. Белый улыбнулся вымученной улыбкой и наклонился над «Окой». – Миш, а давай ты поедешь в гости к другу?

Мишка растерялся и перевел взгляд на уткнувшуюся в платок Элеонору:

– К какому другу?

– У тебя что, много друзей?

– Нет, Пашка только.

– Ну так и поедем к нему, погостишь и вернешься. Дня на два, на три.