Научите меня стрелять

К обеду мы вернулись в наше временное жилище. Шалва внес пакеты с продуктами и опять встал к плите, а я от нечего делать включила телевизор.

Это был экстренный выпуск местных новостей, посвященный взрыву на рынке.

«Сегодня рано утром на рынке в центре города прогремел взрыв, – сообщала телезрителям ведущая выпуска, – вот что удалось выяснить нашему корреспонденту на месте происшествия».

И далее пошел сюжет, в котором мелькнула изуродованная машина, напоминавшая мой «пежо» после взрыва, интервью с каким-то милицейским чином и комментарий самого корреспондента, который полностью совпадал с официальной точкой зрения, а именно: в город проникли вооруженные бандформирования. Я щелкнула пультом и заглянула в комнату, где лицом в пол лежал Денис Олегович. Присев над ним, я спросила:

– Так кто же ты на самом деле?

Дуйков молчал.

Шалва что-то готовил, гремел кастрюлями, из кухни доносились запахи, от которых сжимался желудок. Я вошла и сунула нос в кастрюлю с мясом:

– Что будем есть?

– Женщина, ты готовить умеешь?

– А если не умею, ты меня вернешь Егорову?

– Не надейся. Буду учить.

– Шалва, по-моему, у нас в руках террорист. Думаю, машину милиционера взорвал он. Давай сдадим его ментам.

– Почему думаешь, что он? Кроме него охотники найдутся.

– Не знаю, – пожала я плечами, – просто думаю, что это он.

Пока Шалва Гургенович исполнял долг гостеприимного хозяина, я наполнила стаканы вином, оглянулась на винодела и, как отравительница в древнегреческой трагедии, в один из стаканов вылила полфлакона слабительного. Подумала и вылила остаток. Не дожидаясь, пока обед будет готов, я поднесла повару стакан, и мы, не чокаясь, немного выпили. Шалва Гургенович обнял меня и увлекся поцелуями, в результате чего на сковороде что-то стало стрелять. Мой похититель бросился спасать мясо с подливкой.

Готовил Шалва очень вкусно, причем постоянно. Сколько я его знала, он все время готовил. Все его блюда имели привкус любви. Я вспомнила Пашкино печенье: привкус ванили был, а любви – нет. Я со вздохом макнула в солянку по-грузински лаваш и запила его вином. Настроение неожиданно поднялось, и, когда Шалва пересадил меня к себе на колени, я стала с ним целоваться, не забывая время от времени предлагать ему вино со слабительным.

В комнате что-то упало, очевидно, Дуйков предпринял попытку к бегству. Я хотела прислушаться, но Шалва шумно дышал и колол меня в шею усами, мешая слушать.

– Сходи посмотри, что он там делает, – попросила я.

Шалва нехотя ссадил меня с колен и вышел из кухни.

– Будь осторожней, – напутствовала я мужчину.

Шалва Гургенович перетащил Дуйкова на веранду, вернулся на кухню, решительно отодвинул в сторону мою тарелку с солянкой, взял меня за руку и повел в спальню. Опустив голову, я шла как на аркане: «Ну, Пашка, вот и все».

Оказавшись в спальне, я предложила:

– Шалва, давай я сюда вино принесу.

– Вах, как я сам не подумал, давай.

Я унеслась на кухню и через пару минут держала в руках два стакана с вином. В одном было слабительное, в другом долька апельсина.

Пока я бегала за вином, Шалва успел устроиться в постели.

– Надеюсь, нам никто не помешает. На всякий случай ложись скорее. – И он отбросил угол одеяла.

В ответ я протянула ему стакан с вином. Шалва отпил немного, отставил стакан и потянул меня за руку.

Как ни оттягивала я этот момент, он наступил. «Егоров заслужил это», – сказала я себе и забралась под одеяло.

– Кето, я очень волнуюсь.

– Я и сама очень волнуюсь, – призналась я и опять предложила выпить.

Шалва осушил свой стакан. Спасительных идей у меня больше не было.

Если бы у меня в паспорте не стоял штамп, я бы ничего не имела против того, что делал Шалва. Но штамп был, и меня это смущало. Егорову что-то придется объяснять, хоть он и мент поганый, и дважды меня подставил, но это, как говорится, его проблемы, ему и отвечать перед своей совестью. А я – это я, и за себя в ответе только я сама.

Одежды на мне оставалось все меньше, это обстоятельство отражалось у Шалвы на лице – оно становилось все глупее.

Ускользнуть от мужчины практически не было надежды, и я стала гнать от себя навязчивую мысль о Егорове.

Вот тут я и почувствовала острую боль в животе. Она разрезала меня пополам и рассыпалась по организму мелкими осколками. Не успела затихнуть эта первая волна, как тут же накатила вторая, я покрылась испариной и застонала. Шалва, уверенный, что я застонала от сексуального желания, навалился на меня всем телом. Я попробовала оттолкнуть винодела, но он опять понял меня неправильно.

– Шалва, – завопила я.

Шалва Гургенович, пораженный моей страстностью, прижал меня к себе еще крепче.

– Мне плохо, – простонала я, когда меня снова разрезало без наркоза.

В глазах у Шалвы Гургеновича появилась мысль. Он убрал руки, приподнялся и уставился на меня. В спальне стало тихо, в тишине отчетливо были слышны раскаты у меня в животе. Оттолкнув Шалву, я выскочила из-под одеяла и помчалась в туалет. Через несколько минут под дверью возник Шалва Гургенович. Он сильно нервничал:

– Кето, мне тоже надо!