Научиться дышать

Она обнимала Ваню, делала с ним предновогодние покупки, радовалась и смеялась, кидалась в него снежками и не уставала целовать его в щечку. А в это время в телефоне неустанно велась переписка с Сергеем. Просто беседа, ничего больше. Но в голове, словно пляска диких чертей, стучала мысль: «Продажная шкура! Изменница!»

Или как сказала бы Карина: «Traditore!».

Дома на них с порога набросилось тепло, как уютный плед на плечи. Эта квартира уже стала ее домом, где-то в голове, в душе, в сердце, но неугомонный разум с его неугасающим стремлением ко всему рациональному твердил, что нужны деньги для их будущего, а уют всегда можно создать.

— Собака, моя хорошая, — девушка погладила животное, наконец-то дождавшееся их прихода.

— Чай или кофе? — до нее донесся голос Волкова из кухни.

— Чай. И много сладостей.

— Не боишься растолстеть? — усмехнулся он, доставая пирожные. — Не сможешь еще в своей школе развернуться и выльешь на кого-нибудь краску.

Она показала Ивану язык и взяла себе «Микадо» — удивительное пирожное со вкусом кофе, которое можно купить в обычном магазине. Оказывается, пирожные могут быть вкусными и без трехзначного ценника.

— Кому я там нужна, в этой школе? — махнула рукой в пустоту Вересова.

До Нового года она проходила короткую практику в художественной школе. Будет работать с детьми. Правда, удовольствия эта мысль ей не доставляла. Убивать свою молодость на этих непослушных детей! Только чтобы заработать какие-то копейки. Но у них с Ваней была четкая договоренность, по которой он не потерпит ее безделья.

— Детям. Я любил в детстве рисовать. Только ходил не в художку, а в обычный кружок.

— А я думала, ты сразу родился Джеки Чаном, — хохотнула девушка.

— Намекаешь на то, что я с детства был тупым качком? А до Джеки мне как до Луны — никогда таким не стану.

— Ты для меня в сто раз лучше него. — Ирина дотянулась до него и чмокнула в губы шоколадными губами. — На него можно только в телеке смотреть, а ты многофункциональный.

Чай и пирожные были противопоставлены холоду за окном, который так и старался своими загребущими промерзлыми руками дотянуться до них.

— Это первый Новый Год, который я встречаю не с семьей, — сказала девушка.

— И мой первый праздник, который я отмечаю не с бабушкой.

— Ты всегда жил в деревне? Точнее, вы с семьей жили в том доме?

— Нет, пока отец и мать были живы, мы обитали здесь, в Москве. Я был тогда еще городским мальчишкой, с которым общаться было не стыдно.

— Так, а где тогда ваша квартира сейчас?

— Она только через несколько месяцев станет моей. Родители взяли ее в ипотеку, и это проклятие перешло на меня. Никакие органы, политики и прочие бездари в погонах и дорогих костюмах не смогли решить проблему. Пока я не достиг совершеннолетия, бабушка выплачивала деньги.

— Ничего себе.

— В этих словах вся наша страна и жизнь в целом.

Игривое настроение Волкова как рукой сняло. Он не любил разговоры о прошлом и терпеть не мог вспоминать квартиру, из которой его, говоря не образно, пнули с ускорением, не посмотрев даже на то, что он еще ребенок, а бабушка не сможет тянуть на себе этот груз.

Люди так и будут топтаться на месте, ходить по кругу с завязанными глазами, пока не научатся протягивать друг другу руку помощи. Ведь если нам даны руки, почему бы ими не помогать?..

— Может, ты согласишься взять управление фирмой отца? Чтобы с нами никогда не приключилось такой беды, — нашла, как она думала, удачный момент для возобновления этого разговора.

— Ира, ну сколько можно? Ты пилишь меня сутками этой темой! Нет. Мой ответ не изменится.

— Откуда в тебе склонность к мазохизму? Я не пойму, Вань. Почему ты хочешь мыкаться в этой квартирке с жалкими псевдоудобствами, когда у нас может быть все самое лучшее?

— У меня и так оно есть. Это тебе чего-то не хватает, и я никак не могу понять чего.

— Денег! — крикнула она. — Денег мне не хватает! И мы можем их получить, но ты уперся рогом!

Слезы уже подступили к глазам. Она не сможет так жить… Завещание отца навсегда встанет между ними берлинской стеной, разделит их навечно. Перед ее глазами маячит будущая жизнь со всей ее возможной роскошью, но он не хочет ей этого дать!

— Неужели тебе нравится так жить? Почему даже ради меня ты не согласен принять фирму? — всхлипнула девушка.

Волков расстроенно оглянулся вокруг себя. Он не считал, что живет так уж плохо. На его непритязательный вкус всего хватало для счастливой жизни. Однако в ее словах так и рвалось наружу презрение, словно бы он жил в пещере и стучал камнем о камень в поисках огня. Таким она считал его про себя — варваром.

Когда он собрался с духом и словарным запасом, чтобы сказать ей об этом, раздался звонок телефона. Ирина бросила на экран беглый взгляд и скинула звонок.