Научиться дышать

Потемневшие глаза крошили черно-лиловые сумерки за окном, так пальцы растирают пенопласт. Он вглядывался в эту проклятую бездну, но она молчала в ответ. Это исчерна-синеватое небо, в некоторых местах оставшееся бледно-янтарным, отводило от него взгляд. Пальцы Волкова уже превратили листок с письмом Оксаны в рваный лоскут, ладони давили прессом ненавистную бумажку.

Это же просто лист бумаги, всего-то лист, а на нем шариковой ручкой написаны слова. Просто лист, просто слова, но они ледоколом разрубили спокойные льды его жизни, размололи все к чертям, раскидав осколки холодных кусков во все стороны. Таким он ощущал свое сердце: треснутым, расколотым, раскрошенным в прах. А всего-то лист и слова, написанные шариковой ручкой.

Спина напряжена, будто готовая лопнуть тетива лука.

Она уверена, что его нервы уже близки к тому, чтобы порваться от натяжения. Ирина сидела на диване позади него и смотрела в спину Ивана. Он был в футболке и спортивных штанах, но даже сквозь одежду мелькали эти яркие вспышки, заряды боли, которые сейчас скручивали его разум в тугой узел.

— Принести воды, Вань? — подала голос она, чувствуя, как мужчина утопает в желейном воздухе.

Воздух, будто молоко, скис и створожился. Только запашка не хватало.

— Нет.

Ей было неловко, как только может быть неловко в жизни. Видеть слабость сильного мужчины, которого она считала несгибаемым… Глаза с трудом выносили этот трагичный вид его, Волчары, на грани помешательства. Наверное, она бы хотела, чтобы он заплакал. Тогда бы ей самой стало легче. А то стоит, как неживой, даже не дышит, и варится в собственной агонии.

Вересова поняла, что в этом письме Оксана раскрыла карты, и этот ход уничтожил ни в чем не виновного игрока — Ваню. Тайны не приводят ни к чему хорошему. Если только в могилу. Для кого-то деревянный ящик, зарытый под землей, становится спасением. Ты сам умрешь, а твоя ложь продолжит отравлять жизнь живых и дальше. Так кому же лучше: ушедшему навсегда или оставшемуся жить под завалами чужой лжи?

Ирина медленно встала, еле волоча ноги и передвигая все тело, и подошла к нему. Казалось, коснись его — и ударит током. Такое мощное поле удерживаемой энергии застыло вокруг него. Положила ладони на его плечи, и Волков слегка дернулся.

— Не закрывайся, Вань, от всего мира. Если сейчас сдержишь все в себе, оно никогда не вырвется наружу и будет тихонько поедать тебя изнутри. Ты же понимаешь, в конце концов эта боль доест тебя и с довольным видом сложит вилку и нож на тарелочку.

— Теперь многое стало ясно, — тихо ответил Иван и швырнул письмо в урну под столом. — Кроме того, почему я так и не стал близок настолько, чтобы поделиться своими тайнами со мной.

— На то они и тайны, чтобы ими ни с кем не делиться. Иногда мы не можем признаться в каких-то вещах даже самым любимым. Видимо, такие вещи были и у Оксаны.

Были… Почему она промолчала?! Почему не сказала про отца, про этого бывшего мужа, про все вообще? Он бы поехал на очередную встречу вместе с ней и убил бы его там. Своими руками. С особой жестокостью.

— Говори, Вань. Я же слышу, как в твоей душе гремят цепями тысячи заточенных в темницу чувств. Давай, поделись со мной тем, чем ты можешь поделиться.

— Я не буду рассказывать тебе всего, что было написано в письме. Это то, что Оксана хотела бы унести с собой, и я не стану предавать память о ней отвратительными сплетнями.

— Хорошо. Умолчи о том, о чем нужно умолчать. Я тебя не прошу устраивать «Дом-2», где у людей ни совести, ни чести, и трубить во всеуслышание о сокровенных вещах твоей… невесты.

— Невесты, — эхом отозвался Иван. — Представляешь, она не доехала до ЗАГСа совсем чуть-чуть. Словно бы жизнь решила поставить точку в нашей с ней истории и оборвала рассказ на самом интересном месте.

— Причины ДТП прояснились после письма? Пойдем на диван; не нравится мне твой полуобморочный вид.

— А Света… надо дать ей лекарства.

— Не переживай. Пока ты читал письмо, я уложила ее спать.

— Как она отнеслась к тебе?

— Хорошо, правда ничего не сказала. Даже не поздоровалась. Смотрела огромными глазищами, точно в трансе. Решим проблему с тобой сначала, потом возьмемся за Свету. Ты нужен мне в строю, а не на больничной койке.

Волков плашмя упал на диван, не чувствуя под собой ничего. Куда-то делись его сила, стойкость, способность выживать в любых условиях. И ему не было стыдно за свою слабость. Мужчины не плачут, так твердит со всех телеэкранов нам общество. Но когда в дом приходит беда, деление на мужчин и женщин становится неактуальным — все мы оказываемся в итоге просто-напросто людьми.

— У Оксаны был сложный первый брак. Тотальный контроль, муж законченная мразь, когда родилась Света, он смылся побыстрее, да еще и оскорбив ее перед этим.

— Девочку?

— Обеих.

Руки Вересовой сжались в кулаки. Оскорблять собственного ребенка? За то, какими он родился?! Похоже, иногда родители забывают, что уродство и красоту дают своим детям они. А значит, и спрос с них.

— Я правильно понимаю, что этот недочеловек вернулся?

— Да. Унижал ее, таскал за волосы, поэтому она их обрезала.