— Не позволю! — выкрикнула Ирина. Оттолкнув Ивана, она встала перед охраной. — Бейте и меня тоже, ублюдки. Давай, мама, смотри, как польется моя кровь. Ведь именно этого ты хочешь — чтобы лилась моя кровь!
Мать дала охранникам знак остановиться и вперила взгляд в дочь.
— Не буду марать руки об это незначительное дельце, — многозначительно посмотрела на Волкова. — Делай выбор прямо сейчас, Ира.
— Я ухожу с Ваней.
— Милости прошу.
Девушка подхватила сумку с вещами и подставила Ване плечо, но голос матери не дал им так легко уйти.
— Уходя из этого дома, ты лишаешься всего, что было тебе здесь дано. Поставь сумку на пол, и можешь быть свободна.
— Но здесь мои вещи!
— Твоего в этом доме нет ничего. Даже пыль здесь не твоя. Или я чего-то не знаю, и ты работала все это время?
Глаза защипало от слез, но сумка была кинута на пол. Ирина потащила изрядно подбитого Волкова к выходу, торопясь уйти отсюда, пока им еще что-нибудь не сделали.
— Дороги назад не будет, как только ты переступишь порог, — сделала прощальное напутствие мать.
Дверь за Ириной захлопнулась, и она расплакалась снаружи. Иван стиснул ее в объятиях и поцеловал в макушку.
— Нам не нужен путь назад, мы пойдем вперед.
11
Белое утро струилось сквозь щель между шторами. Его пугливые лучики плясали на ковре, борясь за право осветить жилище первыми. Ирина проснулась от тяжелого, нехорошего сна, но глаза не открыла.
Она ощущала створожившуюся темноту вокруг себя, мелкозернистую печаль, жирное сожаление. Такая смесь образовалась в ее душе после скандала в родном доме. Отчего же ей казалось, что родной дом перестал таковым быть после смерти отца? Анатолий Вересов был истинным мужчиной, хозяином дома: держал их, разнузданных и стремящихся разлететься в разные стороны атомы в пределах одной молекулы. Именно отец не дал их странной семье развалиться много лет назад. А теперь его нет…
Рядом слышалось размеренное, успокаивающее дыхание Вани. Медовая улыбка подсластила сухие от бездолья губы Вересовой, и она распахнула глаза. Он спал рядом, но его руки покоились строго при нем: никаких поползновений в ее сторону, случайных касаний, попыток использовать подходящее для совращения ее души положение. Волчара. Никогда не воспользуется слабостью женщины, чтобы проявить силу.
Лицо девушки, бывшее погасшим еще минуту назад, осветилось пылкой страстью. Искушение пронзило ее мгновенно, заползло под кожу, точно вирус, и начало перестраивать генные коды и хромосомы, превращая ее в запущенную бомбу. Тик-так. Все меньше времени до взрыва. А он так сладко дышит, аж хочется ловить каждый вздох…
Фиолетово-синие уродливые синяки и разбитая губа скалились на нее и шипели, угрожая, вселяя страх, обвиняя в их появлении. Ирина задержала дыхание, пытаясь запустить пожарную сигнализацию, но огонь ее чувственности распространялся со скоростью света и подчинял себе клетки мозга быстрее.
Пододвинувшись ближе к Волкову, она припала губами к его щеке, улыбаясь от щекотки колкой щетины. Она втянула носом воздух, и все внутри задрожало, затрепетало, застонало от его мужского запаха. Это не аромат, тонкий и деликатный, а именно запах, резкий и настойчивый, который ни с чем не спутаешь. Сила. Воля. Мужественность. Так пахнет он, ее ручной Волчара.
— Ира? — спросонья прошептал Иван, ощущая непривычные нежные касания к своему лицу.
— Я не могу удержаться, — повинилась она и лукаво улыбнулась, словно кот, знающий, что сметана нужна на оладьи, но жажда съесть ее всю сильнее любых запретов и здравого смысла. — И не хочу.
Ее губы теплого пастельного цвета шелковыми поцелуями приголубили его шею. Каждый миллиметр кожи был удостоен краткой вспышки острого удовольствия, а руки девушки тем временем, повинуясь только безрассудному возбуждению, заскользили вниз по его груди. Кровь обожгла кожу Вересовой, бросившись ей в лицо, когда она достигла самого низа, там, где начинается резинка его боксеров. Она закрыла глаза и оторвала руку от самого желанного, не считая правильным форсировать их первый контакт и сводить его к банальному сексу. Такое у нее было много раз, это ей хорошо известно. С Ваней же она привыкла открывать для себя новые грани и горизонты.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он, оставаясь джентльменом до конца.
Но как это было трудно! Только он знал, как до боли натянуты его жилы, как вот-вот разорвутся кровеносные сосуды и треснет по швам самообладание. Хладнокровие покинуло его тотчас же, стоило ей пробежаться своими воздушными пальчиками по его груди. Кровь кипела, бурлила, клокотала в нем гейзером. Волчара уже встал на дыбы и рвался из оков сдержанности и приличия, истекая по ее телу жгучим ядом желания.
— Даже больше чем точно, — томно ответила Ирина и накрыла его губы в яром, знойном, азартном поцелуе.
— На тебе моя футболка, — прохрипел Волков, поворачиваясь и нависая над ней своим могучим, сильным телом. — Но сейчас она олицетворяет красную тряпку для быка.