— Хорошо, — и, сгребая ее в объятья, опустил в мягкость простыней.
Полина коснулась его щеки, где все еще горела кожа от удара.
— И за это я не буду просить прощение. Ты заслужил.
— Хорошо…
Она рассердилась.
— Перестань соглашаться со мной.
— Хорошо…
Оба расхохотались. Он склонился над ней, чувствуя, как отзывается тело на ее присутствие.
— Ты моя тигрица. Даже представить себе не можешь, как приятно ощутить себя живым. Как я скучал по твоим рукам, мила-а-я… Ударь меня еще раз. Сколько хочешь…
Полина поцеловала покрасневшую кожу.
— Больно?
Он кивнул, перехватывая сладкие губы.
— Очень… очень больно. И только ты мне можешь помочь…
Их идиллия прервалась по очень прозаической причине. Ее желудок весьма характерно заурчал. Мирон улыбнулся, накрывая ладонью нежную кожу живота.
— Прости, милая. Я настолько опьянел от твоего присутствия, что совсем забыл о еде. Пойдем, тебя нужно покормить.
Он прошел в кухню, потянув женщину за собой. Остановился перед накрытым столом, задумчиво рассматривая выставленные на нем блюда. Там не было почти ничего из того, что обычно нравилось его любимой. Готовясь к ужину с Ольгой, он думал о том, как угодить именно ей. А теперь… теперь понятия не имел, что ему делать и что предложить Полине.
Она нахмурилась.
— Ты кого-то ждал… вчера?
Ответ был очевиден. Даже давно остывшая еда выглядела весьма привлекательно, не оставляя никаких сомнений в том, что предназначалась для романтического ужина.
— Кого?
Мирон обхватил ее плечи, разворачивая к себе.
— Лин… Милая…
Она перебила:
— Кого?
— Ее зовут Ольга.
— Ольга???
Она не ожидала услышать подобное. Как-то сразу стало ясно, о какой Ольге идет речь. И воспоминание о красивой женщине, наговорившей ей вчера множество странных вещей и отправившей в эту квартиру, принесло боль. Прошлым вечером, в ресторане, Полина почти ничего не поняла из сбивчивого рассказа Ольги. Та попросила помочь какому-то своему другу, ссылаясь на собственную занятость. И вручила ключ от незнакомой квартиры. В которой, как оказалось, сама собиралась провести ночь с ее собственным мужем.
— Она твоя… Ты с ней…
Язык не слушался. А глаза никак не могли оторваться от роскошного убранства стола. Выставленных на нем свечей. Что с того, что они так и остались незажженными?
Все-таки выдавила из себя мучащий ее вопрос:
— Ольга — твоя любовница?
Мирон покачал головой.
— Это долгая история…
Женщина выразительно приподняла брови. Так, как умела только она.
— А я никуда не спешу.
Он хмыкнул.
— Правда? Я думал, что мы с тобой торопимся в загс.
— Сначала я собираюсь выслушать твой долгий рассказ.
Полина присела на стул, поглядывая на расставленные блюда почти с ненавистью. Мирон улыбнулся, видя, как вспыхнули ее глаза. Она ревновала и даже не собиралась этого скрывать. А он… обрадовался как мальчишка, получивший долгожданный подарок.
— Ольга — друг, который для меня очень дорог … Она любит мужчину, с которым рассталась три года назад. Вчера я был нужен ей всего лишь как инструмент, с помощью которого она хотела попытаться забыть об этом человеке.
Полина помолчала, обдумывая услышанное. Потом призналась:
— Это она отдала мне ключ от твоей квартиры. Правда, я понятия не имела, что встречу здесь тебя. Знаешь, мне сейчас кажется, что Ольга неожиданно изменила решение. Я почти уверена, что она собиралась прийти сюда сама. А потом почему-то передумала.
Мирон покачал головой.
— Я не знаю. Я даже не догадывался, что вы с ней знакомы.
Женщина помолчала, затем серьезно, уверенно сообщила:
— Я не отдам тебя ей.
— Лин… — позвал шепотом. — У тебя нет причин для переживаний. Ничего не было. Ни с Ольгой, ни с кем другим. Я весь твой и был только твоим. С минуты нашей встречи в кабинете дяди ни в моем сердце, ни в постели не было другой женщины.
Она изумленно застыла, не веря в то, что слышит. Это казалось невозможным. Слишком нереальным. Но его слова, глаза не могли лгать. Не теперь. Полина порывисто обняла мужчину.
— Глупый… какой же ты глупый… Зачем ты украл у нас столько лет? Мы же могли быть счастливы… Каждый день… в каждой ночи…
Она снова всхлипнула, не в силах сдержать исходящую из сердца горечь. Обиду, которая наконец-то вырвалась наружу. Жалость к нему и к самой себе. Ее начало трясти. Хотелось снова вцепиться в него, причинить боль, приласкать, довести до беспамятства.
— Милая… милая, милая… Драгоценная моя… Прости меня… Девочка, любимая… Прости, прости…
Он качал ее, как ребенка, осушая губами залитые слезами щеки, виски, целовал дрожащие ресницы, пил ее рваное дыхание. Полина уже не разбирала, где заканчивается ее тело и начинается его, но и этого было мало. Опять мало… Она изнемогала от жажды…его и видела то же самое в его глазах. Словно смотрелась в зеркало.
— Люблю тебя…
Выгнулась, подчиняясь власти умелых рук. Собственному желанию. Его желанию. Подалась ему навстречу, раскрываясь, впитывая в себя.
— Мой… люблю…
Глава 19