Научная фантастика - особый род искусства

Власть тем, лежащих за порогом возможного, оказалась столь велика, что даже близкий к теории предела Казанцев занял своих суперкрасавиц в романе "Льды возвращаются" (1963-1964) разжиганием Солнца, притушенного было американскими ястребами. Стругацкие отправили своих нарочито грубоватых юношей на средневековый Арканар мучиться сознанием ответственности за эксперимент с целой цивилизацией. Экспериментальная история! Да, таких тем не было и в помине.

Повесть Полещука "Ошибка инженера Алексеева" (1961) в начале 50-х годов наверняка была бы проработана за идеализм и мистику. Моделируя процессы звездообразования, инженер Алексеев неожиданно "сделал" новую Галактику. Очень миниатюрную, но самую настоящую, с мириадами звездных скоплений и, как оказалось, планетами вокруг звезд. Установка была запущена в околоземной космос. А когда с Земли подана была команда прекратить эксперимент, с учеными что-то случилось: они оказались как бы законсервированы в стекловидной массе - на ощупь теплой, близкой температуре человеческого тела... Дело оказалось в том, что прекращение опыта угрожало возникшему на искусственных планетках разуму: за это время он успел осознать свое происхождение и принял меры, ограничившие "создателя".

Тех, кто поторопился обвинить автора в нарушении законов природы,[326] можно отослать к книге А.Кларка "Черты будущего". Ученый напоминает, что по мере продвижения вниз по шкале размеров, в силу ряда биологических обстоятельств, жизнь становится невозможна. Тем не менее Кларк не исключает вовсе существования крошечных разумных существ - "при условии, что по своему строению они не будут походить на людей".[327]

Кларк пишет далее, что в рассказах о микровселенных почти неизменно игнорируется то обстоятельство, что уменьшение размеров сопряжено с изменением хода времени. Вот этот феномен Полещук и обыграл. И он не был первым. Искусственную Вселенную создал герой Александра Беляева профессор Вагнер. "- Неужели вы предполагаете, - спрашивают его, - что... на микроскопических планетах появится человечество? - А почему бы и нет? От появления до гибели планетной системы это человечество будет жить всего несколько наших минут. Но для них наши минуты будут равняться миллионам лет... - А вдруг и наша Вселенная... является только лабораторным опытом какого-нибудь космического профессора Вагнера? - Не думаю! - серьезно ответил Вагнер... - если бы такой сверх-Вагнер и был, он не божество, как не бог и я: я не творю миры, а только пользуюсь вечными мировыми силами, которые прекрасно обходятся без творца".[328]

Ошибка инженера Алексеева была в том, что как раз это он и недооценил. Повесть делает близкой и понятной ту мысль, что разум - не только производное движения материи, но и сам, не исключено, активно участвует в этом процессе. Здесь - весьма иронический контрвариант клерикальной идеи "божественного первотолчка", оживившейся в связи с новыми работами в теоретической физике. Алексеев-создатель, осторожно обезвреженный своими созданиями, - это почти трагикомическая параллель "неосторожности" Саваофа... Для современной фантастики характерен такой переход частной проблемы в общенаучную, естественной - в гуманитарную и философскую. Повесть Полещука приведена не как образец в этом смысле, а как типичное рядовое произведение.

3

Итак, - новые факты, на которые теория предела закрывала глаза новые гипотезы, которые она отвергала. К середине века количество их резко возросло. Наука включила в себя размышления о путях развития знания. Академик М.Лаврентьев писал в статье "Наука и темпы века", что две трети знаний человечество добыло за два последних десятилетия, - две трети! Как раз на эти десятилетия приходится расцвет советской фантастики.

Партия провела большую работу по оживлению идеологической жизни, расчистив дорогу всем видам искусства. Лавина знаний опрокинула тематические шлагбаумы для научно-фантастической литературы. Конечно, фантастике дал такой мощный импульс не только количественный прогресс. Увеличение массы знаний было одновременно и качественным скачком, в частности, в представлениях о возможном и невозможном в науке, правдоподобном и неправдоподобном в научной фантазии.

В повести Савченко "Черные звезды" (1960) увлекательной темой могла быть уже одна история открытия антивещества (против самой этой идеи активно возражали фантасты-предельщики). Писатель, однако, повел нас дальше - к предположению о симметрии Вселенной. По его мнению, зародыш идеи симметричности материи содержится в периодическом законе Менделеева. "Почему таблица химических элементов может продолжаться только... в сторону увеличения порядкового номера?.. Почему... не предположить существование элемента "номер нуль"... или элемента "минус один", или "минус 15"?.. Зеркальное отражение менделеевской таблицы!".[329]