Научное наследие Женевской лингвистической школы

Наконец, на фонологическом плане он дифференцирует слоги и фонемы. «Фонема, – писал Карцевский, – является дифференциальным знаком предельной степени: фраза, синтагма, морфологические элементы, фонемы. Фонемы постигаются только на фоне сложнейшей игры морфологических элементов: они глубоко запрятаны от сознания, подойти к ним можно только через морфологию [38] , путь к которой лежит через область синтагматики [Карцевский 1928б: 31].

В соответствии с «синтетическим взглядом» на язык [39] , который развивал Карцевский, фраза рождается в процессе интеграции элементов, возникающих в результате предшествующих дифференциаций на низших уровнях.

Карцевский настаивал на строгом отличии фразы от предложения. Различие между ними, по его мнению, вытекает из самого факта принадлежности к разным планам, «редко, когда проводят строгое различие между фразой и предложением . Чаще всего эти термины употребляются недифференцированно. Между тем предложение – это определенная грамматическая (синтаксическая) единица, которую недопустимо смешивать с фразой» [Karcevsky 1931: 189]. Предложение – это предикативная синтагма, в которой «в отличие от других синтагм, отнесение Т1 к Т происходит эксплицитно вмешательством говорящего лица [40] . Говорящее лицо присутствует в предложении, потому что Т1 предикативной синтагмы детерминируется значением наклонения (последнее есть не что иное, как выражение способа отношения Т1 к Т говорящим, например, как факт, предположение и т. д.); с другой стороны, Т1 определяется значением времени (т. е. отношением к моменту речи). Например: «Дом ( Т ) был стар ( Т1 )» [Ibid.: 189].

В отличие от предложения, «фраза – актуализированная единица сообщения. Она не имеет собственной грамматической структуры. Но она имеет свою звуковую структуру, которая заключается в ее интонации. Именно интонация образует фразу. Любое слово или группа слов, любая грамматическая форма, любое междометие могут стать, если этого потребует ситуация, единицей коммуникации. После того, как эти семиологические ценности актуализованы интонацией, мы имеем дело с фразами» [Ibid.: 190]. В отличие от фразы, «предложение – это определенная грамматическая структура, и нельзя предвидеть, в каком типе фразы воплотится данное предложение. И если фраза чаще всего имеет структуру предложения, она может равным образом и не иметь этой структуры: Вот, Да, Вон! и т. д.» [Karcevsky 1937: 62]. И все же, «в определенном смысле предложение сближается с фразой. Его образование требует вмешательства говорящего лица, что предполагает диалог. Предложение, чтобы быть реализованным, должно получить интонацию фразы» [Ibid.: 62 – 63]. Наиболее отчетливо понятия предложения и фразы разграничиваются в последней теоретической работе Карцевского – в его статье «О паратаксисе и синтаксисе в русском языке»: «Предложение – определенная грамматическая структура, которая характеризуется присутствием предиката. Этот последний оказывается результатом вмешательства говорящего лица в синтагматическое сцепление, отчего происходит коренное изменение отношений определяемого и определяющего. Это изменение состоит в появлении значения лица, наклонения и времени» [Karcevsky 1948: 33]. «Фраза – это функция диалога. Это единица обмена между собеседниками. Как и всякий лингвистический факт, она имеет два аспекта. В понятийном плане – это единица коммуникации; в плане звуковом – это единица, часто очень сложная, интонации» [Karcevsky 1948: 34].

Интонация у Карцевского, выступая таким образом в качестве актуализатора, служит для преобразования грамматических структур в единицы коммуникации (фразы, по терминологии Карцевского). Интонация, выполняющая функциональную роль, не только оформляет грамматические структуры, но и выражает коммуникативное намерение говорящего [41] .

Интонации, несомненно, принадлежит важная роль в организации высказывания. Ее роль принадлежит к области тех вопросов, без ответа на которые в настоящее время почти невозможно решать вопросы о целостности высказывания: интонация организует его фонетически, придавая ему определенную смысловую законченность, определяя его коммуникативный тип; расчленяет его на смысловые группы, выделяет слова (и, в частности, предикат) в соответствии с их смысловым весом и т. д.

Фраза Карцевского находится, таким образом, на уровне интеграции всех различных других уровней, выделяемых в процессе анализа языка. Если термин «фраза» Карцевского, отмечает В. Г. Гак, не вполне удачен, «то сама мысль о “переплавке” в ней единиц различных уровней заслуживает внимания» [Гак 1967: 72].