Читаем Научное наследие Женевской лингвистической школы полностью

Позднее понятие плеоназма было распространено на семантику, в том числе и на синтагматику. Это позволило установить ряд закономерностей функционирования слов: правила селекционных ограничений (Дж. Кац, Дж. Фодор), правила сложения лексических значений (Ю. Д. Апресян), правила семантического согласования (В. Г. Гак). На их основе были установлены, в частности, условия правильного выбора слов в словосочетании в зависимости от общей семы, погашения противоречивых сем, семантической когезии и когерентности. Э. Косериу при описании закономерностей формирования словосочетаний говорил о лексических солидарностях – согласовании лексем и итерации их семантических признаков. Ю. Д. Апресян считает, что термины «повторение», «дублирование», «итерация», «семантическое согласование» не отражают сущность семантических процессов, и предлагал заменить их терминами «компрессия» или «семантическая гаплология», поскольку семантическое согласование не всегда связано с проявлением избыточности. Встречаются случаи, когда значения зачеркиваются, погашаются или повторяются, не создавая при этом семантической избыточности. В. Г. Гак показал, что не только семантическое согласование, но и семантическое рассогласование (в частности, метафоризация) и несогласование (отсутствие повтора одной или нескольких сем в синтагме) имеют правила реализации, специфические для каждого языка. Для обозначения связующей функции В. Г. Гак ввел термин «синтагмема», который он определял как «связующий семантический компонент» [Гак 1998]. Также как и Балли, говоря о семантической избыточности в разных языках, он отмечал разную степень их проявления в языках аналитического и синтетического строя.

Особой формой плеоназма и одним из наиболее эффективных факторов синтеза Балли называл «произвольное взаимное обусловливание»: «...в какой-либо определенной синтагме обязательно следует употреблять только один какой-нибудь знак, исключив все другие, хотя они бы и имели одинаковое значение» [Балли 1955: 172]. Во флективных языках произвольное обусловливание носит императивный характер и является мощным фактором, противостоящим аналогии.

В плане парадигматики Балли выделял «подразумеваемый знак; который можно восстановить по ассоциации с другим эксплицитным знаком. Например, в I think you lie подразумеваемым знаком является союз that . Подразумеваемым знаком в синтагматике, в речи является эллипсис . Например, le vin rouge et le blanc . Эллипсис восстанавливается на основе предшествующего или последующего контекста. Это явление связано часто с ситуацией (Балли выделяет особый вид эллипсиса – ситуативный), поэтому сфера его употребления – преимущественно разговорная речь. Различие между подразумеваемым знаком и эллипсисом в том, что «первый имеет чисто грамматическое значение; второй может представлять в зависимости от обстоятельств любой знак или группу знаков» [Там же: 176].

Сравнение этих явлений с определением эллипсиса у Соссюра, особенно с учетом рукописных источников «Курса», обнаруживает значительные расхождения между ними. Пример типа The man I have seen , в котором Балли усматривал подразумеваемый знак, Соссюр трактовал с позиции значимости как двусторонней сущности: «...представление, будто нечто может быть выражено через ничто, основывается исключительно на сопоставлении с фактами французского синтаксиса и является ложным; в действительности же соответствующая значимость возникает исключительно благодаря выстроенным в определенном порядке материальным единицам». И далее следует важная фраза: «Нельзя обсуждать вопросы синтаксиса, не исходя из наличий совокупности конкретных слов» [Соссюр 1977: 172]. Эксплицитный смысл этой фразы стал ясен только из рукописных источников 2-го курса лекций: «...представление, что отсутствует какое-либо слово, обусловлено нашим синтаксисом: в соответствии с моделью, которая нам дана в языке, мы подразумеваем que и говорим, что оно = о» [Engler 1968a]. В одной из своих заметок Соссюр высказался по этому поводу еще более категорично: лингвист, очевидно, очень быстро увидит, что ничто нисколько не является эллипсом по той простой причине, что знаки языка всегда адекватны тому, что они выражают, даже если признать, что то или иное слово или член выражают более, чем можно было бы предполагать, и, понимаемый таким образом, «эллипсис не что иное, как излишек значимости» [Engler 1968c: 21].

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже