Научное наследие Женевской лингвистической школы

С. Карцевский вслед за Ф. де Соссюром [113] трактовал проблему изменяемости языка как сдвиг между означаемым и означающим: «Именно благодаря этому асимметричному дуализму структуры знаков лингвистическая система может эволюционировать: “адекватная” позиция знака постоянно перемещается вследствие приспособления к требованиям конкретной ситуации» [Карцевский 1965: 90]. Карцевский обратил особое внимание на то, что в период таких сдвигов необходимо наличие тождественных моментов либо в семантической, либо в формальной стороне знака (соответственно): «...призванный приспособиться к конкретной ситуации, знак может измениться только частично, и нужно, чтобы благодаря неподвижности другой своей части знак оставался тождественным самому себе» [Там же: 85]. Смещения в структуре языковых планов возникают как неизбежное следствие того, что языковые знаки лишены возможности самостоятельного развития, а эволюционируют только в речи, в рамках высказывания как актуализованной (соотнесенной с ситуацией) единицы языка, в которой синтагматические отношения между означающими и означаемыми автономны и независимы друг от друга.

Внимание С. Карцевского привлекала и роль внешних факторов в развитии языка. В работе «Язык, война и революция» [Карцевский 1923а] он прослеживает влияние социально-политических событий на процессы, происходившие в лексике русского языка в первой четверти ХХ в. Он приходит к выводу, что влияние этих событий следует рассматривать не как революцию в языке, а как значительное ускорение обычных языковых процессов. В статье «Халтура» [Карцевский 1922] он пишет о том, как язык реагирует на изменения в мировоззрении людей. Так, язык отреагировал словом «халтура» на «переосмысление», «шельмование» по всей России высокого понятия «труд». Это слово получило широкое распространение еще и потому, что оно привлекало русского обывателя не только своим значением, но и своей экспрессивностью, которую он связывал со звучанием слова.

Важным фактором языковых изменений женевские лингвисты считали конфликт между социальным и индивидуальным. «...в процессе говорения индивидуум неизбежно отклоняется от языковой “нормы”, так как язык есть создание всех и признан служить для всех ... Поскольку эти отклонения совпадают у разных индивидуумов, постольку накапливаясь во времени, они смещают и “норму”. Язык эволюционирует» [ Карцевский С. [Рец. на:] Charles Bally . Le langage et la vie // Карцевский 2000: 320].

Противопоставление аффективного интеллектуальному проявилось во взглядах Балли на роль этих двух факторов в развитии языка: он признавал, что под действием интеллектуального фактора язык упрощается, схематизируется и унифицируется [114] . В статье «Язык унаследованный и язык приобретенный» (1921) Балли под влиянием идей А. Мейе о развитии всех языков в направлении все большей унификации высказывает мысль, что «языки широкого общения развиваются в направлении общего и абстрактного выражения и происходит это в ущерб экспрессивности». «...мы являемся свидетелями большого количества конвергентных фактов, под влиянием которых структура языка упрощается, приобретает все более регулярный и линейный характер...» [Bally 1935: 172, 173].

«Первое условие, которое логика ставит перед языком, – писал Балли, – это быть ясным и избегать двусмысленности; для этого необходимо, чтобы каждый знак, насколько это возможно, имел только одно значение, и каждое значение было представлено одним знаком; слово, например, имело бы один смысл, и каждое понятие выражалось бы отдельным словом; префиксы и суффиксы каждый имели единственную и живую функцию; то же самое относится к грамматическим знакам, окончаниям, местоимениям, частицам и т. д. В этом заключается принцип моносемии . Кроме того, лексические знаки, выражающие понятия, должны быть отличны от грамматических знаков, которые их связывают между собой» [Bally 1935: 63].