Научные битвы за душу. Новейшие знания о мозге и вера в Бога

«Сверхъестественная контркаузальная свобода в действительности не является необходимой для того, что нам близко и дорого, будь то личность, нравственность, достоинство, креативность, индивидуальность или четкое понимание способности выбора»[377].

Том Кларк, директор Центра натурализма

«Либо мы избавимся от всякой морали как антинаучного суеверия, либо найдем способ примирить каузальность (генетическую и не только) с ответственностью и свободой воли»[378].

Стивен Пинкер, «Как работает разум»

Если свободы воли нет, как быть с этикой? Можно ли рассчитывать, что люди будут вести себя иначе, чем они должны? Материалисты порой телепортируют этическую дилемму в туманную сферу ненаучных концепций, опровергнуть которые невозможно. Так, когнитивист Стивен Пинкер пишет:

Подобно многим философам, я убежден, что наука и этика – две самодостаточные системы, разворачивающиеся в мире среди одних и тех же сущностей, точно так же, как покер и бридж – разные игры, в которые играют одной и той же колодой из пятидесяти двух карт. Игра «наука» расценивает людей как материальные объекты, ее правила – физические процессы, вызывающие поступки посредством естественного отбора и нейрофизиологии. Игра «этика» расценивает людей как равнозначные, обладающие сознанием, мыслящие и наделенные свободой воли силы, а правила этой игры – расчет, который присваивает поступкам нравственную ценность в зависимости от качеств самого поступка или его последствий[379].

Проблема подхода, которого придерживается Пинкер, заключается в том, что хотя он и знает о необходимости этики во всех областях человеческой деятельности, в том числе и в науке, он не в состоянии подогнать ее под объяснение человеческой природы, объединяющее науку и этику. Вопрос не в том, можно ли разработать такую игру «этика», правила которой будут расценивать людей как «равнозначные, обладающие сознанием, мыслящие и наделенные свободой воли силы», а в том, имеет ли это объяснение под собой реальную основу.

Эту проблему свободы воли едва ли можно назвать излишней перепалкой между специалистами в области философии науки. Как отмечает философ Джордж Грант, политическая и социальная теория в западном мире XX века заметно склонилась в сторону свободы: «С точки зрения современной политической теории, сущность человека – это его свобода»[380]. Независимо от того, принимается или нет это объяснение общества, подразумеваемое отсутствие свободы воли значительно меняет характер любой отстаиваемой свободы.

С точки зрения материалиста, свобода просто означает, что детерминистские силы, управляющие нейронными сетями изнутри (гены, нейронные связи, нейротрансмиттеры), не противостоят детерминистским силам, управляющим ими снаружи (социальная изоляция, религиозное осуждение, законы). Ни одна из этих сил не подчиняется здравому рассудку, поскольку здравый рассудок не обладает самостоятельной значимостью; это всего лишь одна из организующих иллюзий, которыми одни нейронные сети воздействуют на другие.

В непреднамеренно ироничном открытом письме к «атеистическому сообществу» Том Кларк, директор Центра натурализма в Массачусетсе, извещает, что отрицание свободы воли на самом деле не является этической проблемой, поскольку оно «усиливает нашу способность самоконтроля, способствует научной, эффективной и прогрессивной политике в таких сферах, как уголовное правосудие, социальное неравенство, охрана психического здоровья, окружающая среда»[381]. Самоконтроль? Кларк, по-видимому, не сознает, что согласно материалистским представлениям о человеке, нет никакого «я», которое контролирует, и нет «я», которое нуждается в контроле. В итоге предложенную им «научную, эффективную и прогрессивную политику» не одно «я» предлагает другим «я»: этой политикой один объект воздействует на другие объекты.