Научный баттл, или Битва престолов: как гуманитарии и математики не поделили мир

Славу ей принес роман «Индиана», в котором она высказалась против принуждения женщин, живущих с нелюбимым мужем в несчастливом браке. Звучит радикально для того времени, не так ли? Так оно и было. И это был урок, который она извлекла из своей жизни: Санд, тогда известная еще под тремя звучными именами, вступила в отношения с соседом, поскольку не находила утешения в своей семейной жизни. «Индиана» была написана в два месяца, которые она провела в Париже после того, как рассталась с мужем. Роман вышел под мужским именем. Но на этом она не остановилась: свою манеру одеваться она также привела в соответствие с псевдонимом. И под таким прикрытием стала вхожа в круги французского общества, откуда женщины, по сути, были изгнаны. Широкие штаны, куртки и цилиндры, которые носила Санд, резко контрастировали с типичными женскими нарядами того времени. Она была бунтаркой. На фотографиях мы видим ее в царственных позах — открытой, уверенной в себе, сильной. Она жонглировала гендерными ролями и могла появиться то в мужском костюме, то в кружевном платье. В своих книгах Жорж Санд отстаивала право на страсть, открыто говорила о стремлении к удовлетворению, подвергала сомнению разного рода условности. И многое перекликалось с ее собственной жизнью. Список ее именитых возлюбленных длинен: среди прочих мы находим в нем Фредерика Шопена и Франца Листа. Она любила также и женщину — актрису Мари Дорваль. Как и следовало ожидать, в XIX веке ее личная жизнь вызывала недоумение и упреки в нимфомании и гомосексуализме, но ее это нисколько не тяготило. Ее образ жизни расколол общество: Шарль Бодлер, к примеру, на дух ее не переносил и сравнивал с «отхожим местом», тогда как Густав Флобер, Оноре де Бальзак, Михаил Бакунин и Федор Достоевский восхищались ею, а Генрих Гейне даже назвал ее «величайшей писательницей». Жорж Санд оставила после себя более двадцати романов и около 40 000 писем. А все те пьесы, эссе и памфлеты, что она написала, не успели до сих пор подсчитать. Ее стремление выделиться на общем фоне было реакцией на сверхконсервативную позицию тогдашнего общества в отношении гендерных ролей. И сегодня она остается идеалом для феминисток — женщиной, которая не пыталась сбить противника с ног, а просто выпускала ему в лицо облако табачного дыма.

С самого начала было понятно (и этому не требуется дальнейших доказательств): среди гуманитариев полно незаурядных людей. Личности, которые были не похожи на остальных и поднимали свою непохожесть на щит, судя по всему, более экстравертны, чем представители естественных наук, которые с большим удовольствием провели бы поединок, с головой накрывшись лабораторным халатом. В их лагере есть те, кто родился не в свое время: слишком рано, как Оскар Уайльд, или слишком поздно, как Людвиг II. Они неизбежно оказывались в хит-листе безумцев от искусства, на которых смотрели косо. А потому быть оригинальным так тяжело. Грань между эксцентричностью и безумием тонка, но также тонка она и между гениальностью и сумасшествием. Самые умные, творческие, нестандартные умы чаще всего устроены совершенно иначе, не так, как большинство. Наиболее яркие боксеры, конечно, отстаивают цвета гуманитарных наук. И публика на их стороне.

Второй раунд

Высечено в камне, или Истины, известные всякому

От cogito до Фауста

Формулу E = mc² зачастую используют в качестве доказательства того, что естественнонаучные формулы известны широкой общественности. Что ее вывел Эйнштейн и что самого Эйнштейна знают все. Но что именно выражают формулы, в том числе и эта, известно далеко не каждому (вопрос о значении составляющих ее величин, скорее всего, заставил бы покраснеть большинство пассажиров среднестатистического вагона метро). Что же могут предложить гуманитарные науки? Никаких чисел, никаких периодических элементов и знаков равенства — ничего такого, что нужно затвердить наизусть. Уж не стоит ли с ходу признать их проигравшими этот раунд?

Не стоит торопиться. Среди гуманитариев найдется и для этого случая парочка тяжеловесов. Формулы — это конкретные, весьма значимые элементы, за которыми закреплен особый смысл. Они выражают строго определенные понятия и принципы, устанавливают связи или приводят нас к результату. Это если взглянуть на словарное значение. И как раз в этом месте в игру вступает литературоведение. Поскольку обороты речи есть не что иное, как формулы. Язык, самый элементарный и доступный инструмент человечества, наполнен такими формулами, которые были отчеканены великими писателями, философами, теологами и поэтами за последние несколько веков. Так присмотримся же повнимательней, чем пудель начинен[1], и поищем жесткий каркас в гуманитарном облаке!