Научу писать хиты

Продолжим разговор о роке. Пиком движения официально признается рок-фестиваль в американском городе Вудстоке в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. На огромном поле собралась многотысячная толпа, которая не столько слушала своих кумиров (звук был слабоват, и не было огромных экранов, позволяющих издалека увидеть артиста), сколько упивалась свободой и вседозволенностью, предаваясь пороку в прямом и переносном смысле. Многие любители музыки и сегодня благоговейно закатывают глаза, рассказывая о том форуме. Но я однажды внимательно прослушал двойную пластинку, изданную по следам фестиваля, и был разочарован качеством сценической работы большинства исполнителей, хотя все записи прошли студийное редактирование. Представляю себе, как невразумительно это звучало «вживую».

Со временем протестное начало сошло на нет: вьетнамская война закончилась, черных уравняли в правах с белыми, феминисткам разрешили делать абсолютно все, что им заблагорассудится – ходить в штанах и без штанов, осваивать типично мужские профессии, накачивать мускулы, грациозно лупить друг дружку по носу на ринге и даже толкать неподъемную штангу. А что же хиппи? Некоторые разбрелись по миру и осели в общинах, в частности на индийском Гоа, некоторые вернулись домой к обычной жизни. Рок-кумиры заработали много денег и превратились в респектабельных «богатеньких Буратин», конечно, только те из них, кто выжил в сражении с безумным образом жизни. А те, кто не выжил, ушли молодыми в свою нирвану и, может быть, смотрят на нас оттуда замутненным взглядом.

К восьмидесятому году прошлого столетия рок был смыт «новой волной», прекратил свое существование как самостоятельное явление и влился отдельными элементами в мировую музыкальную культуру. Конечно, меня могут упрекнуть в том, что я все упростил до схемы, что рок заслуживает отдельной книги, а для многих он и сегодня «живее всех живых», – не буду спорить. Скажу только, что целью моего рассказа является попытка избавить начинающих авторов от страха перед понятием «рок».

К слову

В конце 1985 года мне позвонил мой старинный приятель Юра Резниченко, занимавшийся тогда делами московской молодежи, и попросил прийти на специальное заседание, посвященное одной теме – быть или не быть недавно созданной рок-лаборатории. Он сказал, что одному отбиваться ему будет очень трудно, и я был нужен ему как официально работающий в филармонической системе, ни от кого не скрывающийся музыкант, которого причисляют и к андеграунду тоже.

Андеграунд (underground) – подземный, а также авангардистская богема; круг лиц, отрицающих традиционные ценности; люди, чья деятельность идет вразрез с общепринятыми нормами поведения, эстетическими критериями.

(Большой англо-русский словарь)

К тому времени я уже успел выпустить в «самиздате» два подпольных магнитоальбома и стоял одним из первых в списке «запрещенных» авторов, не имел московской прописки и только начал внедряться в Первопрестольную. На заседание я немного опоздал, и, когда появился в назначенном месте, увидел два десятка суровых людей в серых пиджаках, оживленно дискутирующих на тему – запрещать или не запрещать? Юра говорил о том, что уже зарегистрировалось целых сорок четыре коллектива, что питерский рок-клуб благополучно работает, обогащая советскую культуру, и что движение все равно будет существовать даже после всех запрещений. Ему возражали, что «система» сильна и уж как-нибудь справится с такой чепуховиной, как кучка несознательных оболтусов с гитарами.