Научу тебя плохому (СИ)

— Поздно, Мышка, мышеловка захлопнулась в тот день, когда ты переступила порог моей квартиры. Я не отпущу, Есь, ты сама ко мне пришла, малышка, — он снова превращается в ласкового котяру, урчит практически, мочку моего уха губами обхватывает.

Это же запрещенный прием, просто запрещенный и Марк это прекрасно знает. А я дура. Ведь сейчас опять перед ним лужицей растекусь. У него есть какая-то удивительная, необъяснимая способность лишать меня здравого смысла. И пока я думаю, как мне вырваться из этого дурманящего сознание плена, Марк переключается с уха на шею, хватает зубами кожу, посасывает. Ну как у него это получается, что за магия такая?

— Я просто неправильно выразился, Еська, ну не умею я красиво говорить, — он шепчет радом с ухом, обдавая теплым дыханием кожу.

Я тотчас же покрываюсь мурашками, вздрагиваю и прикрываю глаза. Боже я должна себя ненавидеть, грызть изнутри за то, что натворила, за слабость свою и неумение противостоять этому гаду несносному. Он же врал мне. В глаза смотрел и издевался можно сказать. Писал мне от лица того, кого я другом единственным считала и за реакцией наблюдал, не забывая при этом провоцировать, дразнить.

И я на сама деле должна злиться, возможно даже ненавидеть его за то, что вот так просто играл на моей привязанности, а я… Я просто отдалась ему, не думая о последствиях. И сейчас я о них тоже не думаю. Потому что слишком сложно думается, когда тебя самым наглым образом от мыслей серьезных отвлекают, когда коленки подкашиваются, когда воздуха катастрофически не хватает и каждый новый вдох болезненно-сладко обжигает легкие, когда сердце тарабанит в грудину, как заведенное, а собственный оглушающий пульс набатом стучит в голове.

— Месяц, Еся, долбанный месяц…

— Что месяц? — уточняю.

— Ровно столько я лез на стену, не зная где ты и кто ты, я не отпущу тебя мышка, это к твоему вопросу, малыш.

— Но…

— Никаких «но», Еська, никаких больше «но», я же совсем умом поехал, я, блядь, тебя к самому себе ревновал, понимаешь, малыш, какая это клиника? И работать тебе не надо, нехер, я тебе сказал, что ты никуда не поедешь, я тогда ни черта не шутил, Есь. Да и нечего тебе делать среди мужиков голодных, я же прибью всех нахер, а они друзья.

Я качаю головой, а ведь все так красиво начиналось. Опускаю взгляд в пол и начинаю вырываться из объятий. Я не собака, чтобы меня на привязи подле себя держать и за меня решать, что мне делать. Не для того я практически ни с чем на улицу сбежала, ограничивала себя во всем практически, работала на износ, чтобы меня в клетку очередную посадили и команды отдавали.

— Отпусти меня, пожалуйста, я не твоя собственность, Марк! — я срываюсь, повышаю голос.

Потому что обидно, до ужаса обидно от того, что он меня ни во что не ставит. И вроде так красиво говорить начал, а пришли к тому же тупику.

— Есь…

— Не надо, я так не могу, ты давишь с первого дня, ты даже не спрашиваешь, чего хочу я! Просто решаешь! Не спорь, я так сказал, я решил, — припоминаю его же слова.

— И чего же ты хочешь? — он произносит мягко, отстраняется. — Посмотри на меня. Так чего ты хочешь, Есь?

Я поднимаю на него взгляд, смотрю в глаза, а этот гад улыбается. Да что с ним не так? Что за молниеносные перемены в настроении?

— Чтобы ты выполнил свое обещание, я ведь сделала, как ты просил.

— Зачем тебе эта работа, Есь? Я тебе и так все дам.

— Нет, — выдаю резко.

— Почему нет, Есь? — кажется, он и в самом деле не понимает.

— Потому что я не хочу быть зависимой и потому что я буду чувствовать себя обязанной. Уже чувствую.

— Тебе так важно быть независимой? — спрашивает уже серьезнее, без тени улыбки на лице.

Я отвожу взгляд, поджимаю губы. Ну почему так сложно-то? Неужели так трудно понять?

— Ладно, хорошо, если ты так хочешь, но у меня есть еще два условия.

— Условия? — повторяю тихо.

— Да, Мышка, условия. Первое: ты выберешь из ассортимента магазина то, что тебе понравится и мы опробуем это на практике, — он улыбается довольно, напоминая мне объевшегося до отвала кота.

— А второе?

— Так значит на первое ты согласна?

— Я…

— А второе, — он продолжает, снова обнажает свои белоснежные зубы, — прямо сейчас ты снимешь с себя одежду, заберешься на стол и раздвинешь ножки, сама, Мышка.

— Ч…чего? Ты в своем уме?

— Это значит нет?

Глава 26

— Это значит нет? — дразню её, знаю, что надо мягче, ласковее, что нельзя на неё давить, но не могу сдержаться. Это выше моих сил.

Я её раскрепощенной видеть хочу, чтобы сама загоралась, вспыхивала яркой спичкой. Я ведь видел вчера и знаю точно, что мышка моя — та ещё зажигалочка, и заводится она также быстро, как и я. Раз — и все. Полыхаем, сгорая в общем безумии.

Она смотрит на меня, бровки свои красивые к переносице сводит, губы размыкает, облизывает нижнюю, а я слюнки сглатываю, уговаривая себя стоять на месте.

— Ну так что, Мышка? — улыбаюсь, наклоняю в сторону голову.

Еся все также таранит меня взглядом, наполненным огнём праведного гнева.