Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Мое внутреннее напряжение странным образом спало. Не то, чтобы я сомневался в серьезности суицидальных импульсов Хола. Когда я думал об этом, я был крайне встревожен ими. Он соби­рался сделать это. И он спокойно мог это сделать. Я не мог этого недооценивать. Нет, странное облегчение стало результатом завер­шения. Каким-то образом последние пять или шесть недель я чув­ствовал присутствие в Холе какой-то угрозы, и никак не мог по­нять, в чем она заключалась. Я не мог даже найти подходящих указаний в том, что он говорил мне, чтобы проверить свою инту­ицию. Теперь все это обнаружилось. Хол размышлял о самоубий­стве. И размышлял очень серьезно.

Я молчал, занятый собственными мыслями. Хол первый очнул­ся от задумчивости.

— Я не собирался пугать вас, Джим. Я не намерен делать ни­чего прямо сейчас.

— Если это когда-нибудь случится, я постараюсь, чтобы ни вы, ни моя семья, ни кто-либо другой... не были замешаны. Я знаю, что это значит для терапевта, если пациент кончает жизнь само­убийством. Фактически я не хотел говорить вам. Вы просто слиш­ком быстро собрали все улики.

— Возможно, вы их плохо скрывали, потому что хотели, что­бы я знал.

— Ну, да, может быть, но...

— Вам сейчас очень одиноко.

— Да. Но я могу это выдержать. Его подбородок задрожал, но он пытался сохранить спокойное и печальное выражение, которое было у него все это время.

— По какой-то причине вы вынуждены скрывать свое одиноче­ство и свою боль даже сейчас.

— Джим, Джим, это не принесет ничего хорошего. Я знаю, знаю. Вытеснить все эмоции наружу, да? Да, это действительно помогает, но только если у человека осталось что-то еще. Слиш­ком поздно, или я слишком запутался, или что-то еще. Я не по­нимаю, что говорю. Это просто бесполезно, бесполезно.

Слезы брызнули из его зажмуренных глаз. Внезапно Хол рас­слабился и обмяк, позволив боли овладеть им. Он не делал ника­ких усилий достать салфетку, а просто тихо плакал без всхлипы­ваний, содрогаясь всем своим большим телом.

20 декабря

Два дня спустя, в четверг, Хол по-прежнему пребывал в печаль­ном настроении. Он не был по-настоящему подавлен, скорее, чувствовал себя смирившимся. Его состояние служило контрас­том к праздничной атмосфере, царившей вокруг. В его присут­ствии было нечто зловещее.

— Хол, как вы чувствуете себя, ваш внешний вид говорит о глубокой печали.

— Я чувствую себя так, как будто сделал все, что мог, и те­перь мне осталось только ждать. Ждать чего-то.

— Ждать...

— Не знаю. Возможно, чего-то, что меня отпустит. Я даже не знаю, что подразумеваю над этим. Нечто, что освободит меня. Возможно, это будет окончательно, конец всему. Возможно, это будет что-то, что избавит меня от необходимости все заканчивать. Я не знаю. Не знаю, Джим. Я просто должен ждать.

— Я буду ждать вместе с вами.

— Да, я знаю. И это много значит для меня.

— И для меня.

Мы долго вместе молчали.

15 января

Наступил новый день, и настроение Хола стало более беспо­койным и раздраженным.

— Вы когда-нибудь спрашивали себя, почему вы занимаетесь этим дурацким делом? А я спрашивал. Просто мне именно это и нужно. Нужно, чтобы каждый сваливал все на меня. Миссис Кановски хочет знать, кто должен принимать решение по поводу денег в семье. За ней или за Германом должно остаться последнее слово? Ну же, доктор, каков ответ? Разве их не учили этому в средней школе? Потом мистер Байвард спрашивает меня со слеза­ми на глазах, — спрашивает меня, понимаете? — что он может сде­лать, чтобы помочь своему сыну-подростку, который связался с плохой компанией. А молодой Билл Льюис смотрит на меня с большим уважением и хочет, чтобы я использовал все свои огром­ные знания (в конце концов, я же был профессором психологии в его колледже в прошлом году), весь свой запас знания, чтобы сказать, жениться ли ему на малышке Бетси Картер или просто переспать с ней, поскольку она не иудейка), и его семья закати­ла бы истерику, если бы он на ней женился. Простой вопрос, не так ли? Разумеется, статистика относительно межконфессиональ­ных браков сделала бы ответ на этот вопрос простым для каждо­го, особенно для профессора или доктора. Затем есть старый доб­рый Бен Фоулер, пьяница, каких мало. Но он так раскаивается после каждого очередного запоя. "Доктор, как мне заставить себя бросить пить? Я знаю, это разрушает мою жизнь. Я скоро поте­ряю свою семью. Скажите, доктор, что говорят все ваши психо­логические исследования?" Ну вот, доктор Бьюдженталь, что мне им всем говорить, а?

— А что вы говорите, Хол?

— О, я чуть не забыл миссис Палмер, милую миссис Палмер. "Пожалуйста, проверьте моего сына с помощью тестов и скажите ему, в какой из областей его ждет самый наибольший успех. О, миссис Палмер, никогда не используйте сразу две превосходные степени прилагательного. Видите ли, я — профессор. Я знаю, как грамотно говорить. А что касается вашего сына... Ну, лучше по­искать прилагательные самой, а заодно и приложения... Самой, Иокаста[7] самой".

— Ого! Они и правда достали вас, да?