Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

То, что так затрудняло Ларри контакт с его внутренним чув­ством, представляло собой страх, который охватывал его всякий раз, когда он пытался прислушаться к себе. Ощущение падения, исчезновения, превращения в ничто стало для Ларри — как и для многих из нас — страшным кошмаром. Когда он смог положиться на окрепшую связь со мной, он смог погрузиться в этот ужас, и только пройдя через него, пришел к непосредственному пережи­ванию того, что "все еще существует"... Это было прототипом более позднего открытия Ларри: даже если его компания рухнет, он, Ларри, "будет все еще здесь".

Терапия Ларри началась с того, что ему пришлось сделать очень существенный выбор. Вначале он пришел ко мне, ожидая за от­носительно короткий срок "вылечиться" от приступов паники, которые мешали ему жить. Только после некоторых колебаний он решил предпринять более всестороннее исследование собственной жизни. Это было определяющее решение: Ларри избрал серьезное рассмотрение того, что происходит внутри него, вместо своей привычной озабоченности тем, что происходит снаружи (своим бизнесом и достижениями). Глубокое влияние страха и всего, что его вызывало, заставило его пересмотреть, что же по-настоящему важно в его жизни. Сомнительно, что при нормальном течении его жизни, каким оно было до аварии, Лоренс когда-либо стал бы всерьез относиться к своей субъективной жизни. Однако, коль скоро он начал так к ней относиться, все его существование не­избежно изменилось.

Когда Ларри начал принимать всерьез свои внутренние пережи­вания, он обнаружил, что ему необходимо признавать те субъек­тивные процессы, которым он обычно уделял очень мало внима­ния. Он начал прислушиваться к своему страху и гневу, вместо того чтобы открещиваться от них до тех пор, пока они не выраста­ли настолько, что выходили из-под контроля. Он обнаружил, что воображение и фантазия не были просто легкими украшениями его мысли, а служили важным средством для углубления и расшире­ния его осознания самого себя и для выражения того, что проис­ходит у него внутри. В конце концов он пришел к принятию ра­зочарований и неудач как результатов собственных действий, перестав расценивать их в качестве случайных и незначительных.

Когда Ларри вернулся к этим процессам и переживаниям в са­мой сути своего бытия, изменилось все его восприятие жизни. То, что казалось таким пустым, наполнилось живым внутренним осоз­нанием. Вместо того, чтобы писать свое имя на воде, он стал представлять для себя собственный жизненный процесс.

Психотерапевтический опыт Ларри продемонстрировал для меня четыре важных признака того, что значит жить более полной жизнью.

Я являюсь живым только в процессе моего бытия. Я не могу найти свое бытие в том, что делаю, чего добиваюсь, какие титу­лы я имею, в том, что другие думают и говорят обо мне. Я по-настоящему существую лишь в моменты осознания, переживания, выбора и действия. Поэтому я не могу увидеть свое бытие, ибо я и есть видение и все, что я вижу, не может быть мной. Я — виде­ние, движение, осознание.

Если я хочу подлинной жизни, я должен осознавать процесс своего существования, тот факт, что мой центр — это мое пере­живание, и если я не принимаю свою жизнь всерьез, она усколь­зает от меня. Мое внутреннее чувство — ключ к осознанию бытия.

Приняв свою жизнь всерьез, я открываю многое в своем бытии, что прежде слишком низко оценивал, но теперь могу оценить по достоинству. Тем самым я могу обогатить свою жизнь. Так, я буду уделять внимание своим эмоциям — всем, включая и те, которые раньше старался не замечать, например, страху и гневу, своей фантазии, воображению и переживаниям, которые пытался исклю­чить из своей жизни, но которые являются частью любой челове­ческой истории, — разочарованию и неудаче.

Если я допущу, что моя личность окажется привязанной к объек­тивным вещам, я окажусь чрезвычайно уязвимым внешними об­стоятельствами и случайностями. Идентичность, основанная на том, что я сделал, как меня воспринимают, что другие думают обо мне, — это идентичность, привязанная к прошлому. Она может привести к застою и повторяемости в жизни. Только подлинная процессуальная идентичность является живой в настоящий момент и способной к изменению и эволюции вместе с потоком моей жизни.

* * *

Потрясающе, как порой имена передаю важные, но нередко тонкие различия в людях. Когда я думаю о Лоренсе, я представ­ляю себе хорошо одетого, с приятными манерами и учтивой ре­чью, преуспевающего бизнесмена в шляпе. Когда я думаю о Ларри, передо мной возникает совершенно противоположный образ вспотевшего человека с засученными рукавами, растаптывающе­го ногами остатки стула и тех жизненных принципов, которые, как он понял, больше не могут поддерживать его. Эти принципы жизни оказались неадекватными, несущественными и привязывали к длинному списку достижений и признаний, накопленных Лорен­сом. Он объявил, что больше не является узником, и вырвался из смертельной западни, от муравьиных укусов небытия.