Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Медленно и постепенно Фрэнк начал рассказывать о себе. За несколько месяцев мы продвинулись в совместной работе. Главное внимание уделялось нами детству Фрэнка, и оказалось, что он стал более терпимо относиться к нашей совместной работе над его прошлым. Он редко позволял себе выразить свои эмоции в настоящий момент, и я был осторожен, не подталкивал его. Мы медленно строили альянс, в котором оба страстно нуждались, и, наконец, начали обсуждать текущие неприятности и тревогу моего пациента, связанную с его общением. Фрэнк рассказал мне о детстве, полном травмирующих событий, повторяющихся случаях предательства и избегания со стороны родителей, о своем чувстве отчаяния и тщетности. С другой стороны, я оценил стойкость этого человека, который как-то сохранил нетронутым маленький огонек надежды, который постоянно читал и размышлял в одиночестве о философии, психологии, этике и религии. В своем порыве к самосовершенствованию Фрэнк стал зарабатывать себе на колледж, но его порыв внезапно иссяк, когда он понял, что такими темпами может получить степень бакалавра не раньше, чем через 10 лет, а его целью была докторантура. Но он все-таки читал, с трудом понимал, опять читал и понимал больше, снова читал и начал самостоятельно думать.

8 января

Фрэнк вошел, и от него исходили волны гнева, как от раскаленной печи. Он рухнул в большое кресло и мрачно уставился в стену.

— Ну все, они послали меня! Черт подери этих лицемерных ублюдков! Дерьмо! Дерьмо! Не знаю, как я буду продолжать ходить сюда. Вы ведь так же жадны до денег, как и все остальные. Могу себе представить, как вы говорите: «Ну, Фрэнк, дружище, извини, но такова жизнь». Да что же происходит, черт побери? Так мы никогда никуда не придем. О, дьявол! Не понимаю…

— Эй, как насчет того, чтобы посвятить меня…

— Меня уволили, вышвырнули, пустили по миру, дали пинок под зад, мне сообщили, что великий отель «Космополитен» больше не нуждается в моих услугах.

— Как это случилось?

— О-о-ох! Мне это противно. Потому что Берман — подонок, вот как случилось. Потому что Гэмбл, главный менеджер, еще больший подонок, вот как случилось. Потому что…

— Расскажите, что произошло.

— Прошлой ночью, около полуночи, этот парень и его девушка зарегистрировались. У них был только один чемодан, и он не был слишком тяжелым. Я сообразил, что они просто хотят переспать. Ничего нового. Помимо того, что девчонка действительно была прелестна. Я имею в виду — складненькая. В лифте она сняла плащ, и все, что на ней было — тоненькое платье, и это было действительно «все». И все, что под платьем, было что надо, ну, вы понимаете. Я пустил слюни, глядя, как этот пижон ведет ее в комнату. Он был один из этих типов при галстуке, всех этих правильных чистеньких молодых американских козлов из среднего класса. Они оба о чем-то болтали, хихикали, украдкой прикасались друг к другу, не обращая на меня никакого внимания. Так что этот великий плейбой дал мне два доллара чаевых, велел убираться и полез к ней еще до того, как я успел выйти за дверь, а она отступала назад и хихикала.

Ну, я вернулся на место, не мог ничего читать, только и думал о том, как они там наверху развлекаются. У меня несколько недель никого не было. Примерно через час из их комнаты раздался звонок. Они просили принести лед. Я принес ведерко, пижон был в купальном халате, и мне не удалось разглядеть девушку, потому что он стоял у меня на дороге, не пропуская в дверь. Я и правда хотел увидеть, как она выглядит без платья.

Я вернулся к своей стойке, и еще примерно сорок пять минут или час ничего не происходило. Затем открывается лифт, и выходит этот парень, полуодетый и с лицом очумевшего барана. Он был совершенно невменяемый. Я спросил себя, должен ли я идти за ним. Бермана, как всегда, не было на месте.

Затем я начал думать об этой девушке наверху. Вначале я представил себе, что она лежит там одна в постели, а затем вдруг начал волноваться, не сделал ли с ней что-нибудь этот козел. Я имею в виду, что он был такой невменяемый, что мог зарезать ее или еще что-нибудь в этом роде, и даже не помнить об этом. Чем больше я об этом думал, тем больше заводился, наполовину от желания подняться и получше разглядеть ее, наполовину от страха, что я там обнаружу.

Я думал о том, чтобы подождать, пока придет Берман, и попросить подняться его, но, конечно же, пойти с ним. Если с девушкой все в порядке, я хотел бы лично убедиться в этом. Я думал о том, чтобы позвонить в ее комнату, но какой в этом прок? Так что в конце концов я пошел сам.