Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Это экзистенциальное чувство, насколько о нем можно судить, обеспечивает меня непосредственным восприятием — как и другие чувства. Данный пункт обычно понимается неправильно. Глаза говорят мне, что передо мной — страница текста, а не белый прямоугольник с черными значками на нем, из чего я должен заключать, что это страница со словами, предложениями и значениями. Точно так же, когда внутреннее чувство функционирует естественно, оно дает мне непосредственное осознание. Оно говорит мне: «Мне не понравился разговор с Гретой», а не сообщает сырые данные, из которых я должен выводить умозаключения, например: «Я заметил, что испытываю физическое беспокойство… следовательно, мне наскучил этот разговор». Но многие из нас могут лишь наблюдать за собой таким отчужденным и косвенным образом, и поэтому мы должны размышлять о причинах нашего беспокойства.

Внутреннее чувство открыто немыслимому множеству сигналов — внешним ощущениям, памяти, предвидению будущего, фантазии, намерениям и всем остальным формам внутренней жизни. Мы умеем пользоваться им, когда полностью сосредоточиваем внимание на том потоке, которым является наше бытие в настоящий момент. В отличие от внешнего зрения, которое мы должны сфокусировать, чтобы улучшить его работу, внутреннее чувство работает лучше всего, когда мы ненапряженно открыты всему, что происходит само собой. Функционально внутреннее осознание похоже на процесс слушания. По этой причине иногда я думаю о внутреннем чувстве как о слышащем глазе — оно объединяет внутреннее зрение и внутренний слух. Это определение можно считать подходящим, поскольку оно предполагает более широкую сущность, нежели любой из существующих органов чувств. Я имею в виду, что слушающий глаз означает слушающее Я[4]. Именно Я слушаю, Я и есть сам процесс слушания, и имплицитно именно Я являюсь также тем, к чему прислушиваются.

Когда рассуждаешь о таких вещах, вся штука в том, чтобы повернуться внутрь самого себя. Необходимо рассматривать эти положения, основываясь на непосредственном внутреннем опыте (а не пытаться анализировать каждую идею, пользуясь обычными внешними понятиями). Иными словами, эта идея слушающего Я, или внутреннего чувства, которое обеспечивает осознание внутреннего опыта, может показаться странной, если мы судим с внешней точки зрения и привыкли рассуждать о людях категорично. Точно так же, когда мы пытаемся судить о самих себе в этой внешней манере, рассматривая «себя» и «свое Я» как объекты, то мы вряд ли различим это внутреннее чувство. Но когда мы, напротив, повторно переживаем внутри себя чувство внутреннего осознания в тот момент, когда мы целиком захвачены какой-либо деятельностью, то понятие об этом внутреннем чувстве кажется нам знакомым.

Самое простое заключается в том, что Я являюсь центром своей жизни. Слово «Я» мы используем для обозначения того, что является нашим уникальным опытом, уникальным в том смысле, что Я относится не к объекту, который можно увидеть, а к самому процессу восприятия объектов. Точно так же, как мой глаз не может увидеть сам себя, точно так же и мое Я не может увидеть себя, не может стать объектом для самого себя. Это само видение, подлинный процесс осознания.

Если я хочу переживать свою жизнь во всей полноте, я должен переживать ее в ее центре — мне необходимо чувствовать свое «Я». Вот что такое внутреннее осознание. Это переживание своего Я.

Я переживаю свое Я, когда точно знаю, что хочу чего-нибудь и хочу этого, потому что Я этого хочу, а не потому, что кто-то или что-то говорит мне, что я должен этого хотеть, или что большинство людей хотят этого, или что четыре из пяти авторитетных медиков рекомендуют это. Мое сознание, что я хочу, непосредственно, бесспорно и беспричинно. (Конечно, я могу оглянуться назад и найти причины или задавать вопросы и так далее, но это совсем не то, что просто хотеть.)

Хочу подчеркнуть, что ни в коем случае не преуменьшаю роль разума, критических способностей, осознания потребностей других людей, заботы о будущем или каких-либо еще аспектов бытия как целого, которые участвуют в окончательном действии, которое я могу предпринять. Например, я не рассматриваю разум и чувства в качестве противников, борющихся за господство над моей жизнью, — взгляд, популярный сегодня в некоторых кругах. Я разделяю идеал целостности, который, по моему убеждению, предполагает следование по пути, а не достижение цели. Мое внутреннее чувство — если понимать его наиболее полно — это один из аспектов той потенциальной целостности, которая составляет мою подлинную природу.